Без пощады - [17]

К шестому дню большая часть работы завершилась — все органы были успешно извлечены и заменены имплантатами. После того как заработало последнее устройство, Люмбери облегчено выпрямился и отдал роботу команду вернуть на место реберную клетку, сшить мышцы и кожу.

Отойдя в сторону, чтобы не мешать бездушному помощнику, Люмбери снял халат, утер им взмокшее лицо и бросил в угол. Немного помолчав, он обратился к бесстрастно смотрящей на него Марлин:

— Все. Теперь осталось только ждать и надеяться на лучшее.

— Надеяться? К черту надежду, док! Хочешь сказать, что он может и не проснуться? Для тебя лично это будет не самым лучшим исходом событий.

— Я ничего не хочу сказать! — огрызнулся Люмбери. — Я сделал все, что от меня зависело. Кибермед до сих пор подает ему регенерационную смесь и питание! Как и договаривались — все в полном объеме! Нам осталось лишь ждать! И хватит меня пугать — хочешь, чтобы у меня дрогнула рука в самый неподходящий момент?

— Как его состояние?

— Пока в пределах нормы, — пожал плечами доктор. — Как подсказывает мой врачебный опыт, после таких серьезных операций обычно выкарабкиваются те, у кого есть ради чего жить — любящая семья, например.

Неожиданно усмехнувшись, Марлин бросила короткий взгляд на безжизненно вытянувшегося на узкой койке Нортиса, перевела взгляд на заваленный окровавленными салфетками пол, немного подумала и уверенно произнесла:

— Тогда все в порядке. Поверь мне на слово — этому парню есть ради чего жить.

— Вам виднее, — фыркнул Люмбери. — Для меня это лишь бизнес и не более того. Если завтра он придет в себя, начнем приживлять протез. Никогда не понимал этих русских — он мог просто продать мне органы с заменой на имплантаты гражданской категории, и оставшейся суммы с лихвой хватило бы на получение образования для офисной работы как минимум второй категории. Не знаешь, зачем ему понадобились артианитовые имплантаты третьей категории? Ведь, по сути, он затеял эту перестановку мебели в своих внутренностях только из-за них и их дополнительных функций.

— Как ты сам сказал — для тебя это лишь бизнес, — отрезала Марлин. — Не суй свой нос в дела моего нанимателя.

Доктор давно уже удалился, а Марлин все так же задумчиво стояла у койки Нортиса и вглядывалась в его бледно лицо с гротескно выглядящей нашлепкой глазного имплантата.

— Ты проснешься, Нортис, — тихо прошептала она. — Я это знаю.

12

Нортис очнулся. Хотя в данном случае уместней сказать — включился. Это выражение гораздо больше подходило к человеку, жизнь которого поддерживали многочисленные имплантаты. Стоило умным процессорам зафиксировать усиление мозговой активности, и тотчас глазной имплантат перешел в активный режим и исправно показал пластиковый потолок в грязных разводах. Роторные помпы искусственного сердечного клапана с легким шелестом закрутились быстрее, ускоряя ток крови по венам, легочный имплантат принял в себя глубокий вдох и запустил процесс отделения кислорода. Да… Гораздо уместней сказать, что Нортис именно включился. Перешел из режима «Стэнд-бай» в состояние активной работы…

Отныне остаток его жизни будет проходить под тихий шелест помп, стрекот нагнетателей и легкое повизгивание сервоприводов неотлаженных имплантатов.

Зафиксировав пробуждение пациента, Кибермед издал мелодичный гудок, извещая об этом событии хозяина. Люмбери не заставил себя ждать, и вскоре его лисье лицо нависло над Нортисом. За спиной доктора виднелась фигурка Марлин, и Вертинский, опустив веки, дал понять ей, что все в порядке, с запозданием вспомнив, что теперь он лишен возможности выражения эмоций. У него не было глаз, равно как и век.

— Добро пожаловать в мир реальности, молодой человек, — обрадовано заявил доктор. — Должен сказать, что вы изрядно меня напугали — два дня в коме, это не шутка. Бедный доктор уже начал подозревать самое худшее.

— Пить… — вытолкнул из себя Нортис и удивленно прислушался к тому, как прозвучало это слово — голос воспринимался чужим, словно принадлежал другому человеку. Более хриплый и жесткий, и Нортис был уверен, что дело не в пересохшем горле. Воздух поднимался по гортани неровными рывками и отдавал привкусом пластика.

— Пить? О! Ну конечно! — засуетился доктор. — Прости, что не догадался сразу — от радости, добрый доктор совсем ум потерял. Вот, ухвати губами трубку. Вот так, осторожненько… не торопись…

Сделав несколько глотков прохладной воды, Нортис почувствовал себя лучше — исчезла наждачная сухость во рту, постившийся целую неделю желудок с довольным урчанием принял порцию воды, и накатывающая тошнота отступила.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Люмбери, убирая тубу с водой от губ юноши. — Чувство удушья? Боли в груди?

— Нет, — покачал головой калека. — Я в порядке. Доктор, а что это вы так суетитесь?

— Жизнь пациента всегда важна для меня, — начал было доктор, но, заметив дернувшееся лицо Нортиса, смешался и после неловкой паузы продолжил уже совсем другим тоном: — Пришлось изъять у тебя оба легких. Легочный имплантат вошел в диссонанс с правым легким, и тебе грозила смерть. У меня не было выбора.

— Диссонанс? — переспросил Вертинский, переводя взгляд на свою изменившую форму грудь. — Что значит диссонанс? Ведь это не отторжение искусственного органозаменителя?