Без поцелуя на прощание - [39]

Эйва не отвечает. Она слишком решительно настроена убраться отсюда к черту – больше нас ничто не удерживает.

– Если ты сейчас уйдешь, меня здесь уже не будет, когда ты вернешься, – кричит Адам нам вслед.

– Я сюда и не вернусь, – фыркает Эйва.

Адам обводит взглядом старый дом и с досадой топает ногой, когда осознает, что его попытка поставить драматичный ультиматум провалилась.

– В моей квартире меня тоже не будет, – говорит он, надменно вскидывая голову. – Я больше не могу. Не могу притворяться, что все в порядке.

– Хорошо, Адам. Пока! – сухо фыркает Эйва, захлопывая за нами дверь в гостиную и оставляя Адама стоять в одиночестве с раскрытым ртом. На этот раз она говорит серьезно, и я понимаю, что они наконец порвали.

– Черт возьми! – громко ворчит Эйва.

– Что не так? – спрашиваю я, чувствуя себя глупо из-за того, что задаю такой тривиальный вопрос в подобный момент.

– Я оставила чертовы ключи от машины на журнальном столике. Как я могу вернуться за ними после такого взрыва?

Я начинаю смеяться. Я смеюсь так сильно, что боюсь утратить полный контроль над своим мочевым пузырем. Наверное, это все из-за страха и просто обычной усталости, но смех продолжает громко вырываться из моего рта. Я на грани истерики. Но я смеюсь одна. Эйва не двигается. Меня почти раздражает, что она стоит как зомби. Я жду, пока она выйдет из оцепенения, но через пять минут после того как она впала в транс, я начинаю переживать, что у нее вот-вот разорвется сердце. О боже, она передумает. Она останется, и Марк нас найдет. О боже, боже!

Я слышу, что из-за двери раздаются приглушенные звуки телевизора. Адам, очевидно, перестал дуться и присел отдохнуть. Как мне хотелось бы остаться сидеть у приятного, уютного огонька. Даже несмотря на то что мы стоим в прихожей домика, я чувствую себя невероятно уязвимой и незащищенной без поддержки Адама. Вертикальные стеклянные панели, обрамляющие входную дверь с каждой стороны, имеют достаточно большой размер, чтобы было невозможно спрятаться. Я содрогаюсь при мысли о том, кто может, выжидая, наблюдать за нами снаружи.

– Просто вернись и забери ключи, – говорю я.

– Нет, – огрызается Эйва, явно злясь на меня за то, что я вообще это предложила. – Где-то должны быть запасные. Давай просто их поищем.

– Хорошо.

– Ох, прошу, Лаура, если у тебя есть идея получше, я с радостью тебя выслушаю. Может, просто попросим тракториста подбросить нас до города?

Я не обращаю внимания на сарказм в голосе Эйвы. Она имеет полное право злиться, ведь я втягиваю ее в чертовские неприятности. Она только что потеряла своего парня, потому что пыталась меня защитить.

Эйва бросается в крохотную кухоньку и начинает переворачивать кастрюли и сковородки, хлопать дверцами шкафчиков. Она специально создает столько шума? Адам прибавляет громкость телевизора до некомфортно высокого уровня и решает полностью игнорировать то, как Эйва препарирует кухню.

Секунды превращаются в часы, пока я жду в алькове между прихожей и кухней. Продвинуться дальше, чтобы помочь Эйве в поисках, я не могу, так как ступенька, соединяющая две комнаты, слишком крутая, чтобы я могла проехать. Я не свожу глаз с матового стекла входной двери, из-за которого мы как на ладони. Я не могу нормально сосредоточиться из-за нервного тика, заставляющего меня моргать так часто, что кажется, будто мои глаза вот-вот выпадут из глазниц, достигнув скорости звука. Я гляжу на размытые силуэты коров, пасущихся на поле напротив. Кажется, они смотрят на меня с сочувствием. Вот бы моя жизнь была такой же простой, как у них. Но, с другой стороны, вряд ли очень весело весь день жевать траву и обходить дерьмо друг друга. И тут в моей голове все складывается. Мне не угодишь. Адам в каком-то смысле прав: я и впрямь капризна. Но я не такая стерва, какой он меня выставляет. Я великолепная мать, и несмотря на все мои недостатки, никто не имеет права отбирать у меня детей.

Я замечаю, как скрипит ручка двери в гостиную и, ослепленная паникой, толкаю свою коляску вниз по шаткой ступеньке, которая до сих пор меня сдерживала. Мне удается справиться с ней одним быстрым движением, и я на мгновение оборачиваюсь, чтобы похвалить себя за достижение. Я застаю Эйву врасплох, и она роняет большую сковородку себе на ногу.

– Ай-ай-ай, – хнычет она и прыгает на одной ноге, обхватив другую стопу руками, словно одноногая цыпочка у шеста, танцующая под песню Black Eyed Peas[18].

– Адам вышел из гостиной, – шепчу я. – Хватаем ключи.

– Ага, хорошая идея, – соглашается Эйва и стремглав проносится мимо меня.

Я снова остаюсь в одиночестве. Черт бы побрал эту долбаную коляску. Я тихо сыплю проклятиями, глядя на соблазнительные ступеньки. Спуститься с них – одно, но у меня нет никакой надежды забраться обратно.

Эйва возвращается ко мне уже через несколько секунд. Мне не нравится выражение ее лица.

– Ты достала ключи? – спрашиваю я.

– Ключи? – эхом отзывается она.

– Ага, ну, знаешь, такие маленькие серебристые штучки. Ими открывают двери, заводят машины и все такое.

– А, ключи. Я забыла про ключи.

– Что? Ты же за ними пошла.

У меня обрывается сердце. Без ключей мы никуда не уедем. Я задаюсь вопросом, что, может, в глубине души Эйва не хочет уходить. Забытые ключи могли стать для нее предлогом попытаться наладить все с Адамом. Но ее лицо кричит о большем, чем просто разбитое сердце. На нем написан страх. Я узнаю его, потому что в последнее время вижу то же самое выражение каждый раз, когда смотрю в зеркало.