Без памяти - [34]

Отец мог продать своего сына. Хотя тот не становился полноценным рабом, paterfamilias мог требовать, чтобы сын был продан ему обратно. В таком случае он получал снова власть над ним и мог продать его вторично. Закон двенадцати таблиц разрешал повторять эту продажу до трех раз, но заявлял, что после троекратной продажи сын освобождался от власти отца.

Даже Плутарх писал, что в Риме жены точно так же, как и дети, не могли являться в суд даже в качестве свидетелей. Из всей семьи один только отец имел эту привилегию. За то он нес и ответственность за преступления, совершенные кем-либо из его домочадцев.

Но авторитет отца не был произволом. Он основывался на верованиях, которые коренились в глубине душ, и в этих же самых верованиях он находил и себе ограничение. Так, например, отец имел право изгнать сына из семьи, но он в то же время знал, что, если поступить таким образом, род может прекратиться и маны его предков подвергнутся вечному забвению. Он имел право усыновить чужого, но религия запрещала это делать, если у него был родной сын. Он мог прогнать свою жену, но при этом ему приходилось решаться порвать религиозную связь, которую брак устанавливал между ним и его женой. Таким образом, религия налагала на отца столько же обязанностей, сколько давала ему прав.

— Вам известно, о чем объявил Август несколько часов назад? — вечером того же дня, когда Ханна вернулась, её встретил Люций. — Совет отцов расширяется. В Риме появился новый paterfamilias. Peste Romana.

У Ханны не было сил, чтобы выслушивать и это.

— Гракх единственный, кто не знает, что речь идёт о вас и думает на одного из Совета Отцов. Paterfamilias очень сложно скрыться. Нас не так уж много в городе, да что там, в мире, и новые лица, несомненно, привлекают внимание. Он думает, что Римская Чума — это Фиорентин, но низшие сената пускают слухи, что убийца принадлежит нашей фамилии.

В коридоре она остановилась у двери в башню:

— И?

— Они выдумывают, что отец наш направлял Римскую Чуму, расчищал себе дорогу к власти. Желание осквернить связь между отцом и Нонианом даже после смерти одной из сторон мне претит… Я думаю, иллюстрий будет подкидывать трупы с записками на каждое совещание, выдавая их за творения ваших рук.

На осмысливание предложения ушло несколько секунд.

— Заходи.

Они закрылись внутри донжона. Люций сел на кровать, Ханна подперла стенку плечом:

— Нониан хочет убить тебя посредству Гракха, прочитай это в моей голове.

Лемур внимательно оглядел её лицо:

— Мы знали, что Габриэль станет ведущим. Он умен.

— Ты так же знал о…

— Я знаю очень много. Та запись была сделана, когда вы в первый раз вышли из комы в этом замке. Вы вспоминали так много, но не записали и половины. Не беспокойтесь, я не собираюсь рассказывать вам ничего из того, что послушал. Хотя бы потому, что мне это не выгодно, а я ещё не вызываю в вас негативных эмоций.

— Ну, если ты не считаешь раздражение негативной эмоцией…

— Я ассоциируюсь у вас с ребёнком.

Ханна приподняла брови.

— Вы постоянно называете меня «мальчишкой». Не то, чтобы мне было…

— Ты ребёнок.

В данный момент от лемура можно было ожидать чего угодно, но он просто пожал плечами и вздохнул, уставившись на собственные руки:

— А с кем отожествляете себя вы? Обо мне не беспокойтесь, я достаточно силен, даже если это незаметно. Езжайте, куда хотели.

Подобраться к машине на стоянке оказалось нереально. Десятки автомобилей разной степени вычищенности блистали под светом луны, почти полностью покрывая лужайку. Разве что проход у башни и ворот оставался свободным. Ханна залезла на ступеньку близстоящего джипа и таки высмотрела свой шевроле. Он был окружен автомобилями покрупнее.

Средство передвижения неожиданно пикнуло.

На парадное крыльцо сзади вышла высокая девушка и стуча каблуками направилась к машине. Ханна свела брови на переносице, когда незнакомка залезла в джип с водительской стороны и открыла дверь, явно приглашая внутрь. В салоне горел слабый свет. У девушки была длинная стрижка, беленькие волосы, ровный пробор. Две родинки на правой щеке. И это отсутствующее выражение лица, будто время остановилось.

Ханна быстро сказала адрес и хлопнула дверцей. «Падший ангел» перевёл взгляд на дорогу и джип с визгом вылетел за ворота. У Ханны не было слов. В обтягивающих черных брюках, футболке и кожаной куртке с заклёпками, старший сын Максимильяна выглядел в десять раз женственней, чем смотрелась бы Ханна в юбке. Он даже подвёл глаза и накрасил губы нежно-розовой помадой с блёстками! Выявить в нем мужчину было возможно разве, что по кадыку и немного большим, чем у женщин, кистям. Но смазливое лицо лемура казалось таким совершенством, что искать изъяны где-то ниже или выше было просто верхом безумия. Ханна словила себя на мысли, что не может отвести от парня глаз.

— Ээ, — она поправила напульсники. — Там будет много людей. Мужчин. И коли ты так разоделся, грех этим не воспользоваться. Мы растусуемся, как только пройдём охрану. Я пойду в закрытые комнаты, где меня знают, а ты останешься в общей зале.

Бледнолицый молчал рыба, изредка поглядывая в боковое зеркало. Одна большая рука на руле, другая на коробке передач. Странно, что он не носил украшений.