Без обратного адреса - [4]

– Да дурак из меня хороший вышел. Я тут два месяца подряд портил все, что только можно испортить, она и ушла. Ушла она сама, но виноват я. Не оставил ей выбора. Я был невыносим.

– Из-за книги?

– Да. Из-за этой чертовой книги. Сначала я убедил себя, что не могу писать, потому что мне мешает Инес, а когда она ушла, не мог писать, потому что ее не было, а я только о ней и думал. Ну не кретин?

– Творческий кризис. Обычное дело.

– И все мои дела вот такие обычные.

– Просто ты писатель. Они живут с подобными трудностями. За все надо платить.

– И почему-то тебе. Часто ты таскаешь на себе пьяных писателей?

Давид не ответил, только откусил от пирожного и запил его кофе.

– У меня, Давид, понимаешь… у меня не идет.

Давид вынул зеленый блокнот. Улыбаясь, открыл его и вынул шариковую ручку.

– Подробнее.

Разговор был долгий, напряженный. Лео объяснял, почему персонажи не годятся для того сюжета, который вроде бы у него развивался, были и другие трудности. Давид кое-что о них знал, а детали выяснил после того, как психологический срыв Лео заблокировал работу. Опытные в писательстве люди знают, что многие из данных затруднений разрешаются сами собой – стоит только несколько дней над ними поразмышлять под разными углами зрения. Нужно уметь давать себе передышку, отключаться от волевых усилий, и благодарная за доверие интуиция сама решает проблему. Но отключаться тоже надо уметь – не слишком надолго, не полностью, не теряя глубинных связей с работой. Лео же надсаживался, беспрерывно подстегивая волю, обдумывая и обдумывая фабулу с самого начала, как зависший компьютер. Он засбоил. И обвинил в этом ближних – жену, издателя, друзей – тех, от кого подсознательно ждал помощи, выбираясь из-под своих завалов.

– Когда ушла Инес… около месяца было очень плохо. Не мог сочинять. Все перепробовал: дома, на воздухе, авторучкой, на компе, даже старую пишущую машинку достал, представляешь. Потом с одним приятелем встретился, он говорит: тебе необходимо отвлечься, проветриться. Речь зашла, как водится, о женщинах, я и подумал: если со мной будет другая, кто-нибудь на месте Инес, я смогу писать. А Каролина, это знаешь, грехи молодости… да глупость вообще ужасная, конечно. Когда-то мы с ней хотели съездить в Лиссабон, вот и поехали… ты же знаешь: хочешь только хорошего, а выходит наоборот.

Давид знал. Хочешь только хорошего, а жена едет встречать рейс, которым ты не летишь.

Потом Давид прочитал, одно за другим, все свои замечания по тексту, и они их тщательно обсудили, наперебой предлагая новые пути развития сюжета и способы разрешения противоречий. В глазах Лео Давид снова заметил блеск, который всегда сопровождал их увлеченные разговоры о литературе, когда мысли, обгоняя друг друга, лихорадочно рвались облечься в слова. Официант принес еще кофе и «вифлеемских» пирожных.

Тут Лео и задал вопрос, который Давид предпочел бы не слышать:

– Будет этот роман лучше, чем «Боги осени»?

Хороший редактор умеет не только сказать правду, но и сказать ее так, чтобы не навредить автору и его тексту. Давид держал паузу, обдумывая каждое свое слово.

– По материалу это может быть твоим лучшим произведением. Но надо вложиться по-настоящему. Страницы сами собой не заполняются строчками.

Лео помолчал, а затем улыбнулся:

– Спасибо. Мне было просто необходимо услышать что-то подобное. – Глаза его блеснули. – В конце концов, в это все и упирается, правда?

– И это единственное, что должно тебя волновать. Забудь о публикациях, продажах, переводах, для этого у тебя есть мы: твой агент и я. А ты ищи только одного – возможности сочинять. Душевного покоя и времени.

– Знал бы ты, как мне не хватает Инес!

Он допил кофе, и они стали прощаться. Официант упаковал для Давида оставшиеся пирожные на память о Лиссабоне. Лео подошел к реке и жестом древнегреческого атлета вдруг метнул в воду зеленый блокнот Давида с записями по роману и бросил быстрый взгляд на его изумленную физиономию.

– Записи мне больше не нужны. Все, что надо, у меня здесь. – Он показал пальцем на свой лоб.

Улыбка его была такой заразительной, что Давид невольно ответил на нее, подумав, что в конце концов его миссия оказалась успешной.

Они вернулись в дом Лео, где тот вызвал для Давида такси. Прощаясь, прочувствованно обнялись. Давид спросил:

– Лео, а откуда вообще взялся Лиссабон? Что тебе в Испании-то не живется?

Лео ответил не сразу, а когда заговорил, голос его звучал глухо:

– Перед тем как родители разошлись, мы здесь провели летние каникулы. Я был еще маленький. Последнее наше лето вместе. Самые счастливые дни моей жизни.

– Господи, – смущенно пробормотал Давид.

– Город не простой. Колдовской. Ты знаешь, что он на четыреста лет старше Рима?

– Нет.

Таксист нетерпеливо нажал на клаксон. Давид сел в машину – снова черно-зеленую. Махнул рукой на прощание. Добрался до своего отеля, в котором пришлось заночевать. Уже уходя, увидел себя в зеркале и остановился. Включил свет, чтобы рассмотреть лучше. Небритое усталое лицо, грязные волосы. Не тридцатипятилетний мужчина, а старик. Сунул расческу, запечатанную в гостиничный целлофан, в карман пиджака, чтобы хоть причесаться по пути в аэропорт Портела. Подхватил ни разу не открытый чемодан и пошел оплачивать свой счет.