Без названия - [20]

- Я сам слышал...

- А ты часом не перепутал?..

Вестовой даже обиделся. У него, слава богу, еще не отшибло память. Командующий, разумеется, звонил по другому поводу, но напоследок сказал: "Да, вот еще что... Ты запиши фамилии, сейчас я тебе их назову..." И полковник записал на перекидном календаре: "Арабаджи, Нечаев, Шкляр..." Провалиться ему на этом самом месте...

Вестовой замолчал, и Гасовский, оглянувшись, увидел полковника. Того сопровождал какой-то капитан-лейтенант. А затем появился и штатский в мятой кепочке-восьмиклинке...

Гасовский вытянулся, поднес руку к козырьку.

Приняв рапорт, полковник спросил:

- Эти хлопцы здесь?

- Так точно... - у Гасовского сперло дыхание. - Арабаджи, Нечаев, Шкляр... Два шага вперед.

Они вышли из строя. Лица у них были напряжены.

- Благодарю за службу, - сказал полклвник. - Спасибо, разведчики.

Он кажлдому пожал руку.

Но почему только им троим? А Белкин? А Гасовский?.. Они ведь все вместе ходили в разведку. Нечаеву было не по себе.

Но тут же все выяснилось.

Полковник сказал, что, видит бог, не по своей воле он их отчисляет из части. Так надо, получен приказ. Сегодня же они поступят в распоряжение товарищей... - Он кивнул на моряка и на штатского, стоявших рядом. Разумеется, для дальнейшего прохождения службы. - Вот все, что он может им сказать.

- Товарищ полковник... А как быть с этим? - Костя Арабаджи не растерялся и оттянул полу своей гимнастерки. - Разрешите снять?

Полковник переглянулся с моряком.

- Ладно, сказал он. Разрешаю. Только быстро.

Они бросились к вещам, которые были свалены в кучу. Костя ликовал. Им возвращают морскую форму, понимать надо!.. Он знал, он чувствовал... Когда-нибудь и им должно же было пофартить!..

О будущем он не думал. Война уже научила его не загадывать так далеко.

А Нечаев смотрел на капитана-лейтенанта. У того на кителе тускло блестели нашивки. Уж не тот ли это моряк, который его разыскивал? Ему слово в слово припомнился рассказ соседки по квартире. Но тогда этот капитан-лейтенант ошибается, Нечаев чемпионом никогда не был...

- Нечаев? Так вот вы где оказались!.. А мы вас искали. И в Севастополь пошел запрос.

- Мне соседка сказала, что приходил какой-то моряк, - ответил Нечаев. - Но я не знал...

Но о том, что его, очевидно, принимают за кого-то другого, он не успел сказать. Капитан-лейтенант отошел и, сказав что-то штатскому в кепочке, пошел в штаб. Тогда Нечаев повернулся к Гасовскому. Хоть руку пожать напоследок...

- Не поминай лихом, лейтенант, - сказал он.

- И ты...

Они обнялись. Нечаев сунул руку в карман и вытащил отцовскую трубку. Гасовский на нее всегда облизывался. И хотя это была единственная память об отце, Нечаев протянул эту трубку Гасовскому.

- Возьми...

- Ну что ты, мой юный друг... - как можно равнодушнее постарался сказать Гасовский. - Я ведь папиросы курю. И вообще собираюсь бросить это дело. Надо беречь здоровье.

Почти насильно вложил он трубку в руку Нечаева.

- Живы будем - не помрем, - сказал он. - Еще встретимся, Нечай. И пустим эту трубку мира по кругу.

Тогда Нечаев повернулся к Белкину:

- Прощай, Яков!..

Но тот буркнул, не поднимая глаз:

- Бувай!

Под пепльным небом душно тлел сентябрь. Деревья стояли недвижно. Трава под ними была жухлая, жесткая. Нескошенная, она низко стлалась по земле.

Кабина полуторки задевала за ветки акаций, стоявших вдоль дороги, и они со свистом хлестали по ней.

Потянулся пригород.

Нечаев, Костя Арабаджи и Сеня-Сенечка лежали в кузове на брезенте, растянутом поверх кипы флотских брюк, бушлатов и фланелевок. Костя курил и глазел по сторонам. Он вглядывался в пустые окна, ощупывал взглядом груды кирпича и опрокинутые афишные тумбы. Он был как пришибленный. Неужели это и есть красавица Одесса?..

Впереди пусто ржавели трамвайные рельсы.

Нечаев же смотрел только на это рельсы, покорно ложившиеся под полуторку, и думал о том, что за последний месяц город стал каким-то другим. В начале августа он был еще веселым, шумно готовился к обороне, его окна как бы с удивлением прислушивались к далекому орудийному гулу, тогда как теперь это был хмурый фронтовой город, привыкший к ежедневным бомбежкам, унылым очередям за хлебом и водой, к прогорклому дыму пожарищ. Улицы-морщины избороздили его постаревшее и осунувшееся лицо.

И были эти морщины черными от копоти и пыли.

А полуторка не останавливалась.

О том, куда они едут, можно было только догадываться. Костя Арабаджи перевернулся на спину и, тронув Нечаева за рукав, сказал, что не иначе как в порт. От чего он так думает? Во-первых, им вернули флотское обмундирование. Во-вторых... Он сам слышал, что отбирали только бывших водолазов и отличных пловцов. Для чего? А кто его знает... Водолазы и пловцы, надо думать, теперь в цене.

- Сказанул!.. Мы-то не водолазы... - вмешался Сеня-Сенечка.

- Это еще ничего не значит. Водолазов тоже ищут. А я, между прочим, уже надевал медный котелок...

Рассеянно прислушиваясь к их голосам, Нечаев отмалчивался. Не все ли равно? В порт - так в порт. Война была теперь везде. И на суше, и на море. И ей не видно было конца.

Между тем машина свернула вправо, проскочила мимо чахлого скверика и захрохотала по булыжнику.