Без иллюзий - [117]

— Полная изоляция главной квартиры «Вольфшанце» от внешнего мира, — хладнокровно пояснил обергруппенфюрер. — Останется только одна линия связи, под моим контролем. Официальная версия — мятеж внутри партийного руководства, пожелавшего отстранить фюрера от власти. В соответствии с оперативным планом «Валькирия» по тревоге поднимаются армия резерва и отдельные части Ваффен-СС, дислоцированные в Европе. Дитрих, координация по этой линии на вашей совести.

— Так точно, — буркнул Зепп Дитрих. — Но я не хочу стрелять в своих. Никто не хочет.

— Надеюсь, обойдется без стрельбы, — отозвался Гейдрих. — Господин Ольбрихт, тотчас же вступаете вы: Берлин должен перейти под полный контроль армии резерва в течение двух часов. График занятия правительственных объектов вы получили. Прежде всего — радио и коммуникации. Арест гауляйтеров, всех без исключения. Некоторых, чьи имена в списке «В», потом отпустим и привлечем к работе, но значительная часть должна быть ликвидирована.

— Кажется, вы только что сказали, что обойдется без стрельбы, — хмуро сказал я.

— Без крупных столкновений, — уточнил Гейдрих. — Доктор Шпеер, представьте, что с вами и вашей семьей сделает Роберт Лей, если ему удастся взять верх? Вообразили в подробностях? Вот именно поэтому забудьте о гуманизме. Жертвы неизбежны. Наша задача ограничить жесткие репрессии сравнительно узким кругом. Далее. Едва в руках выступивших против «партийного переворота» частей окажется машина пропаганды, за дело принимаются мастера риторики. Граф Шуленбург?

— Подготовлено, — коротко отозвался пожилой дипломат.

— Великолепно. Теперь давайте обсудим некоторые важнейшие детали. Несогласованность действий может оказаться губительной.

* * *

Я чувствовал себя на этой встрече статистом. Если Гейдрих, Олендорф или фон Нейрат понимали друг друга с полуслова, то у меня осталось множество вопросов, от которых глава РСХА или отмахивался как от «маловажных», или попросту переводил разговор на параллельную, но другую тематику.

Было очевидно: Рейнхард Гейдрих каким-то образом ухитрился связать между собой оппозиционеров-радикалов из вермахта и МИД, причем повернул всё таким замысловатым образом, что сам оказался во главе путча, перехватив инициативу. По отдельным недовольным репликам генерала Ольбрихта и графа Шуленбурга я осознал, что обергруппенфюрер однажды поставил их перед нехитрым выбором — или действовать вместе, или о заговоре станет известно Гитлеру. Примитивный шантаж, но работает безотказно.

Тогда-то я и вспомнил о словах Гейдриха: «Эту информацию я придерживал для себя». Окажись исполняющий обязанности рейхспротектора Богемии на месте гауляйтера Судет Карла Франка в пражском предместье утром 27 мая, все сведения, изобличающие потенциальных мятежников, умерли бы вместе с ним — предназначенное сугубо «для себя» в служебном сейфе не хранят и копий в архивы не сдают, это фундаментальная истина…

В целом программа выглядела адекватно: прежде всего необходимо отстранить от власти партию в лице наиболее скомпрометировавших себя руководителей, громогласно заявить об очищении НСДАП от ренегатов и изменников, обновлении рядов, приливе свежей крови. Пропаганде массы верят, и этим обстоятельством необходимо воспользоваться в полной мере. Фюреру начнут докладывать об истинном положении дел. При должной настойчивости он обязательно поймет, какова ситуация, и вернется в реальность. А пока Растенбург будет наглухо изолирован, новое правительство начнет работать — огнем и мечом.

«Правительство», впрочем, сказано громко. Гейдрих точно и без обиняков определил планирующуюся форму государственного устройства: военная диктатура с самыми чрезвычайными полномочиями. Одновременно никакого авторитаризма, решения принимаются коллегиально, простым большинством.

Лучшие силы генералитета занимаются фронтом. Технократы — экономикой. Дипломатический корпус — поиском возможностей для заключения перемирия с Западом.

Тотальная ликвидация всех до единого несуразных проектов наподобие выращивания каучуковых деревьев и ферм с шелкопрядами. Мобилизация всех трудовых резервов — женщины, подростки, отправка на работу высвободившихся чиновников, а их целая армия…

Неподчинение — лагерь. Упорствование — расстрел. Никакой сентиментальности. Все согласны?

— Я старый человек, семьдесят в феврале, — сказал на это фон Нейрат. — Жизненный опыт большой, многое пережито… Отвечу — да.

— Да, — подтвердил граф Шуленбург. Статс-секретарь Хассель кивнул. — Другого выхода нет.

— Согласен, — пожал плечами бригадефюрер Олендорф. — Это очевидно.

— Делать нечего, — отозвался Юлиус Аппель. — Пусть лучше так, чем… Чем то, что есть.

— …Доктор Шпеер? — окликнул меня Гейдрих.

— Да, — сказал я, не раздумывая. — Испачкать руки? Они и так грязные.

— Я вас услышал, господа, — сказал обергруппенфюрер. — Констатирую: соглашение по принципиальному вопросу достигнуто. Теперь хотелось бы поговорить о грязных руках. Олендорф, будьте любезны, ознакомьте собравшихся о ходе «Спецакции 1005». Осведомлен должен быть каждый. Хотя бы для того, чтобы знать о потенциальных последствиях военного поражения…