Без фильтра. Ни стыда, ни сожалений, только я - [4]

Становилось всё хуже и хуже, и я больше не испытывала ощущения «защищённости», которое помогало мне оправдывать и терпеть его жестокое обращение со мной. Старые привычки взяли верх над всеми заверениями, что содержались в его любовных письмах, и он вновь начал диктовать мне, что можно делать, а что нельзя, что можно носить, а что нет; всё, что я делала, было «недопустимым» — это слово преследует меня и по сей день. Он кричал на меня, называя ужасными словами типа «тупая», «слепая», «идиотка», «эгоистка» и «шлюха». Я начала чувствовать себя никчёмным куском дерьма. Как-то вечером во время телефонного разговора он сказал мне «отсоси», а потом повесил трубку, добавив, что нет никакого смысла дальше разговаривать со мной.

Он заглушил все голоса, которые, мне казалось, у меня были — как внутренние, так и внешние. Моё мнение игнорировалось, чувства — отвергались, и моё тело ослабело. У меня случались панические атаки, когда сердце выпрыгивало из груди, а я захлёбывалась рыданиями и задыхалась, лёжа на полу. Из-за постоянного стресса появилась сыпь и прыщи. Я поймала себя на том, что сомневаюсь в каждой мысли, в каждом принятом решении. Если я проводила время с ним, то была практически спрятана в его доме за спущенными шторами. Хотя мои близкие друзья и семья знали о том, что мы встречаемся, всё равно считалось, что наши отношения должны были оставаться в тайне. Дни того безобидного веселья, той сокровенной близости остались в прошлом. Было совсем не интересно таиться и жить в постоянном страхе быть «раскрытыми». Я не искала публичных проявлений любви. Просто держаться за руки было бы вполне достаточно.

Я полностью изолировала себя, сделала свой мир крохотным. Он стал моим миром и заставил чувствовать себя так, как будто моё место только рядом с ним. Он отговорил меня от общения с определёнными людьми — главным образом, другими парнями, с которыми я дружила на протяжении многих лет. Любые встречи и развлечения, если они проходили без него или его друзей, считались неприемлемыми. Даже мои отношения с собственной матерью, которая была для меня целым миром, были поставлены под сомнение. Я стала самостоятельной женщиной, но далеко не сильной и независимой. Наоборот, я находилась в патологической зависимости от своего парня. И самое худшее: больше всего я боялась, что если я уйду от него, то у меня не будет ничего. Я сама стану ничем.

Я никогда не забуду тот момент, когда словесные угрозы переросли в физическое насилие. Он сильно вспылил и вновь начал кричать на меня, и в разгар ссоры его руки сомкнулась вокруг моей шеи. Часть меня находит странным называть это удушением, потому что мне сложно представить, что этот человек может творить такие вещи, но, тем не менее, это было крайне угрожающее действие. Оно потрясло меня до глубины души и заставило меня наконец-то обратить внимание на то, что происходит. Близкие мне люди уже озвучивали свои опасения по поводу его взрывного характера; им казалось, мы не подходили друг другу. Но их беспокойство основывалось исключительно на том, что было на виду — а не на том, что происходило за закрытыми дверями и о чём знали только мы двое. После того случая я была в замешательстве, напугана. Мне хотелось обратиться за помощью к тем, кто уже высказывал своё мнение, но не хотелось выставлять на всеобщее обозрение то, что происходило на самом деле, и не хотелось, чтобы у него были проблемы. А ещё мне не хотелось, чтобы из-за этой ситуации обо мне стали думать хуже.

Наконец, моей маме удалось убедить меня поговорить с одним очень хорошим другом, который несколько лет назад находился в точно таких же отношениях. Мы просидели несколько часов, разговаривая и делясь опытом. А в конце нашей беседы он так значительно посмотрел на меня и сказал: «Когда кто-то показывает вам своё истинное лицо, поверьте ему». Эти простые слова — цитата Майи Энджелоу[2] — расставили всё по своим местам.

Мой парень был скандалистом, критиканом, ничтожеством, не способным себя контролировать. Он постоянно показывал мне своё истинное лицо, а я всё пыталась убедить себя, что смогу изменить его. Думала, что мне удастся сделать его менее раздражительным, менее требовательным, менее агрессивным, если я смогу стать лучше ради него. Но это ничего бы не изменило. Нет, конечно, на день, на неделю, а может, и на месяц стало бы легче. Но ведь если он был способен заставить меня почувствовать себя ничтожеством, заставить меня сомневаться в себе, в своих чувствах, инстинктах, в своём интеллекте — тогда он явно был не тем, кто мне нужен.

Вскоре после той беседы я разорвала наши отношения, и какое-то время мы не общались. Однако — и здесь многие из вас будут по-настоящему шокированы — он убедил меня, что после этого периода, который мы провели врозь, нам стоит обсудить всё произошедшее с глазу на глаз. Что мы и сделали. Во время разговора выяснилось, что мы оба осмыслили наши действия, чтобы лучше понять, как двигаться дальше. И мы решили попытаться снова. Я намеревалась больше высказываться, а он собирался быть более внимательным и понимающим.