Без эфира - [8]
Он бросился внутрь вагона, к товарищам по несчастью. Здесь понемногу все приходили в себя. Только двоих так и не удалось привести в чувство, — они уже перестали дышать. У нескольких были отморожены руки и ноги. Их устроили в теплом углу, на куче мехов, а те, кто могли держаться на ногах, открыли совещание. Прежде всего решено было связаться с внешним миром. Телеграф и телефон работать не могли, — столбы всюду были опрокинуты ветром. Оставалось радио, и вот, пробираясь через сугробы снега, утопая в них выше пояса, кучка людей двинулась к полевой станции, стоявшей в нескольких десятков шагов от их вагона. Здесь, они нашли еще человек десять, укрывшихся в бетонном убежище. Среди них был и батарейный радист.
Около часа прошло на очистку станции от снега, и только тогда затрещал аппарат, посылая в пространство тревожные призывы.
Долго ждала кучка бледных взволнованных людей, стеснившаяся у аппарата, ответа откуда-нибудь из окружавшей их мертвой пустыни. Мир молчал…
И только когда напряжение достигло высшей степени и люди боялись глядеть друг другу в глаза в предчувствии страшной истины, — застучал аппарат, и поползла змеей испещренная знаками лента. Радист передавал товарищам значение сигналов.
— Портланд… Портланд… Правительственная станция… небывалая катастрофа… пронеслась снежная буря… два часа абсолютный мрак… холод сто градусов по Фаренгейту… город почти вымер… много обмороженных, больных… врачей нет… просим помощи… Кто вы?
Аппарат замолк. Снова начал передачу радист.
— Находимся на береговой батарее № 7 у Ситля… Выдержали бурю… Все вокруг завалено снегом… От батареи уцелело двадцать три человека…
Далекий собеседник перебил нетерпеливо:
— Где японцы?
Только теперь вспомнили об утреннем бое и вражеской эскадре.
— Они ушли, — сказал маленький Джонни-фейерверкер: — я поднимался на наблюдательную вышку. Море чисто. Недалеко от берега торчат трубы двух или трех броненосцев, разбитых бурей.
— Ушли? — мрачно переспросил Паркер, — по-моему отправились на завтрак к акулам… Надо думать, воевать теперь будет некому и незачем. Землю основательно повымело. Придется строить жизнь наново.
Это было похоже на правду. По крайней мере, очевидно весь этот угол Штатов был опустошен на протяжении сотен километров.
На общем совете решили, воспользоваться двумя из грузовиков, бывших на батарее, и двинуться в Портланд, на соединение с теми, кто уцелел в городе.
Но машины надо было сначала откопать из-под снега. Кроме того, пробиваться сейчас по сугробам, глубиною в рост человека, было немыслимо. Оставалось ждать утра в надежде, что снег осядет под лучами солнца, и станет возможным тронуться в путь.
Пока занялись приготовлениями, заключающимися в приведении в порядок автомобилей и сборе пищевых запасов. Последнее, правда, было нетрудно, так как продовольственный склад был полностью к услугам горсточки людей.
О'Кейли вместе с Мойком отправились на наблюдательный пункт взглянуть на море.
Оно хмурилось темными свинцовыми волнами, по которым шурша и толкаясь плыли плоские опустошенные снегом льдины.
На горизонте действительно дымков не было видно. Зато ближе, милях в двух от берега, неподвижно застыли два крейсера, точно объятые сном среди водной равнины. Трубы их тоже не дымили, и, насколько можно было различить в бинокль, на палубе незаметно было признаков жизни. Вымпела и флаги лениво трепались по ветру, и течением оба судна медленно уносило к северу. Очевидно там никого не осталось в живых, а если и осталось, то в таком количестве и состоянии, что люди не могли управлять огромными машинами кораблей, ставших теперь игрушкою океана.
Еще ближе, на прибрежной мели, высовывались из воды трубы и мачты нескольких больших судов; волны бежали через них, и по мере того, как откатывалась от берега полоса прибоя, обнажались их корпуса, глубоко засевшие в песок и безжизненно неподвижные.
Затем наступила ночь, жуткая, кошмарная ночь, неповторимая для тех, кто ее пережил.
Кучка людей собралась в вагоне и разговаривала вполголоса, обсуждая происшедшее. Кругом стояла непередаваемая, удручающая тишина. Не слышно было ни голосов людей, ни криков птиц или лая собак, — ни одного звука, который нарушал бы безмолвие снежной пустыни. Мир притих, замер, точно пораженный столбняком.
О'Кейли вышел из вагона и взглянул на запад: там среди ясного звездного неба зияло черное облако, похожее на резко очерченную, несколько удлиненной формы тучу, закрывавшую все семь звезд Большой Медведицы. Но он знал, что это не было тучей. Там, сделав свое дело, несся с тою же молниеносной быстротой пустотный вихрь куда-то дальше, в бездонные провалы, в таинственную глубину вселенной, киз которой он так внезапно вынырнул, — быть может, в поисках новых жертв.
О'Кейли вспомнил черное пятнышко в телескопе обсерватории института Карнеджи и содрогнулся. Какие страшные тайны хранит в своих недрах холодная бездна пространства, и как бессилен еще человек перед этими космическими силами!
Кто знает, что ждет его впереди — через день, через год, через сотню, тысячу или миллионы лет! До каких пор будет земля нести на себе живую плесень, не знающую своего завтра и когда наступит неизбежный конец и откуда он придет?
