Без дна - [41]

Дюрталь подумал было возвратиться домой, но тут же понял, что работать все равно не сможет, — в одиночестве непременно начнет грезить наяву. А если заглянуть к Дез Эрми, сегодня у него приемный день? Пожалуй, это идея…

Он ускорил шаг, добрался до улицы Мадам и позвонил на антресоли. Открыла служанка.

— А, это вы, господни Дюрталь, он вышел, но с минуты на минуту будет. Подождете?

— Но вы уверены, что он скоро придет?

— Да ему бы уже пора вернуться, — ответила она, разводя огонь.

Как только служанка вышла, Дюрталь сел, но вскоре со скуки принялся листать книги, громоздившиеся на полках, которые, как и у него, закрывали все стены.

— Однако у Дез Эрми тут есть любопытные экземпляры, — пробормотал он, просматривая одну старинную книгу. — Несколько веков назад она сгодилась бы для моего случая — «Manuale Exorcismorus»[8]. Ну и ну, да ведь это Плантен!^{36} Так что тут, в этом руководстве для одержимых?

Надо же, какие странные заклинания! Вот для бесноватых и околдованных, вот от приворотного зелья, а это от чумы. Есть также против порчи, напущенной на съестное; даже заклинание, чтобы не прогоркло масло и не прокисло молоко.

Людям в то старое доброе время везде чудился дьявол. А это еще что? Дюрталь держал в руках два маленьких тома с темно-красным обрезом, переплетенных в рыжую кожу. Он раскрыл книгу и прочитал название: «Анатомия мессы», Пьер Дюмулен,^{37} Женева, 1624 год.

Это должно быть интересно. Дюрталь подсел к камину и, вытянув к огню ноги, бегло перелистал один из томов. Да, это любопытно! На одной из страниц автор, касаясь духовенства, утверждал, что священнослужителем не может быть человек больной или лишенный какой-либо части тела. В связи с этим Дюмулен задавался вопросом, можно ли рукополагать в священники оскопленного, и отвечал: «Нет, если только он не носит с собой пепел недостающего у него члена». И мнение это, как не без гордости отмечал автор, ныне разделяет большинство священнослужителей, хотя кардинал Толе и не согласен с подобным толкованием.

Дюрталь, оживившись, продолжил чтение. Далее Дюмулен обсуждал вопрос, нужно ли запрещать служить священникам, склонным к сладострастию, и в качестве ответа цитировал печальное изречение из канона Максимиана, который в параграфе 81, воздыхая, говорит: «Обычно считается, что не следует лишать сана за блуд, ибо мало тех, кто не подвержен сему пороку».

— А, вот и ты! — воскликнул с порога Дез Эрми. — Что читаешь? «Анатомию мессы»? Это дурная книга протестантского автора. Ну и замотался я, — продолжал он, бросая на стол шляпу. — Какие, мой друг, ужасные люди!

Помедлив немного, врач, как человек, у которого накипело на душе, взорвался:

— Я только что был на консилиуме, вместе с нашими светилами. За четверть часа чего они только не наговорили. Все, однако, сходились на том, что мой больной безнадежен, но в конце концов единодушно решили продолжать без толку мучить несчастного — предписали делать ему японские прижигания! Я же предложил позвать исповедника, а потом морфием приглушить страдания умирающего. Видел бы ты их лица! Они чуть не набросились на меня с кулаками.

Ох уж мне эта современная наука! Открывают новую или забытую болезнь, трезвонят о возрожденном или новом способе лечения, ни бельмеса ни в чем не смысля! И даже если врач не самый последний невежда, все равно зря старается: лекарства часто фальсифицируют, и у него нет никакой уверенности, что его предписания выполняются как надо. Один только пример: сок белого мака — дьякод из древних лечебников — сейчас не вырабатывают, вернее, его делают из опия и сахарного сиропа, как будто это одно и то же!

Мы дошли до того, что не пишем дозы лекарств, а назначаем готовые препараты и пользуемся разрекламированными средствами. На радость болезни мы одинаково лечим всех без разбору. Какой позор, какая глупость!

Основанная на опыте древняя медицина действительно не чета нашей. И это не пустые слова. Она хоть знала, что лекарства в виде пилюль, гранул и шариков ненадежны, и предписывала только жидкие препараты. И потом, сегодня каждый врач специализируется на чем-нибудь одном; окулисты, к примеру, обращают внимание только на глаза и, исцеляя их, со спокойной совестью отравляют все тело. Своим пилокарпином они расстроили здоровье многих людей! Другие борются с кожными заболеваниями, подавляют экзему у стариков, и те, вылечившись, впадают в детство или сходят с ума. Не понимают, что организм един, знай себе набрасываются на какой-нибудь орган в ущерб остальным. Все поставлено с ног на голову! А теперь еще мои уважаемые коллеги вконец запутались, увлекшись новыми снадобьями, которые они даже не умеют толком применять. Возьмем антипирин, этот один из немногих по-настоящему действенных препаратов давно уже синтезирован химиками. А кому из врачей известно, что, применяя антипирин, разведенный в холодной йодистой воде из Бондонно, в виде компресса, можно излечить рак — болезнь, которая считается неизлечимой? Невероятно, но это так!

— Думаешь, — перебил Дюрталь, — древние лечили лучше?

— Разумеется. Они прекрасно понимали, как важен точный состав лекарства и что снадобье нужно готовить без обмана. Впрочем, старик Амбруаз Паре вряд ли добивался серьезных успехов, предписывая пациентам носить сухие лечебные порошки в мешочках различной формы в зависимости от природы болезни: мешочек делался в виде головного убора, если болела голова, в виде волынки, если болел желудок, в виде бычьего языка, если селезенка! Его утверждения, что он исцеляет желудочные боли наложением порошка из алых роз, коралла, мастики, полыни, мяты, мускатного ореха и аниса, — по меньшей мере выдумка. Но он применял и другие методы и часто излечивал больных, потому что владел ныне утраченным знанием лекарственных трав.