Без буржуев - [37]

«Осушаемый участок, начинаясь от деревни Ребячьево, доходит до деревни Симоново. Далее — другой участок. Их разделяет клин мелколесья с вкрапинами болотных блюдец. Кочки. Осока. Сюда бы мелиораторов! Однако вопреки логике и просьбам совхоза «клин» из проекта исключен, и сама идея мелиорации перевернулась с ног на голову: что требует осушения — не осушается, что не нуждается в осушении — сушат. Поневоле в совхозе сложилось мнение, что мелиораторы берут работу полегче. В лесу да на болоте морока: пни, коряги, техника вязнет, а на холмах и чистенько и сухо — план легче выполнять» (ЛГ 24.12.75).

Качество работ по всей области очень низкое. В одном месте ухитрились уложить дрены с обратным уклоном. Экскаваторы слишком маломощны, не рассчитаны на тяжелые суглинки, на зимние условия работы, часто ломаются, и на ремонт уходит половина рабочего времени. Как всегда, средства, отпущенные на быт, пожираются производством, так что в некоторых ПМК (передвижная механизированная колонна) за 10 лет не было построено ни одного квадратного метра жилья. Лучший экскаваторщик, награжденный медалью «За трудовую доблесть», должен был 8 лет мыкаться по углам и баракам, прежде чем получил квартиру. Что же говорить об остальных? Остальные долго не задерживаются в колоннах. Текучка — 30 %, отсюда и низкая квалификация, и отношение к работе, и ее качество.

Не менее печальную картину обнаруживает корреспондент «Крокодила» на другом конце страны, в Дагестане. Здесь главная проблема — засоленность почв. Лихие мелиораторы сдают пастбища совхозам, не промыв почву или промыв так халтурно, что вода растворяет подземные соли и выводит их на поверхность. Никто, конечно, не позволит какому-то директору совхоза не принять у них работу и тем сорвать выполнение плана такого важного учреждения, как «Главдагестанводстрой», подчиненного союзному Министерству мелиорации и водного хозяйства. Акты о приемке подписываются, мелиораторы получают с совхозов деньги и исчезают. «Культурные пастбища в Дагестане почти не дают отдачи, хотя на их создание затрачено десять с лишним миллионов рублей» (Кр. № 4, 1977). В республику завезено 13000 племенных коров из разных краев, но кормить их нечем, и некоторым совхозам приходится закупать на стороне и везти за 300 километров солому для их прокорма. Если же начать искать виноватых, то выясняется, что все начальники ПМК люди новые и за грехи прежних начальников отвечать не могут. А где старые? Да вот, одного мы находим уже на должности директора совхоза, а бывший начальник всего «Дагестанводстроя», вогнавший в землю 10 миллионов рублей, переведен в Москву с повышением, управляет крупным отделом того же министерства.

Мелиорация, как и всякое дело, доведенное до уровня общегосударственной кампании (как целина, как кукуруза), утрачивает постепенно первоначальную целесообразную направленность и приобретает черты культового действа, требующего от здравого смысла бесконечной цепи мелких и крупных жертв. Безоглядное, совершаемое в погоне за показателями осушение приводит к нарушению баланса подпочвенных вод — мелеют и исчезают речушки, опускается вода в колодцах, «оживают» пески (ЛГ 24.12–75). В Белорусской части Полесья осушено уже около 1,5 миллиона гектаров, но урожайность на них поднялась всего лишь на 16 % для зерновых и на 18 % для кормовых культур (ЦП 7.8.77). Поддерживается она органическими удобрениями, половину из которых (37 млн. тонн ежегодно) составляет торф. Ученые предупреждают, что при таком расходовании торфа хватит едва на 30 лет. Мелкозалежные торфянники интенсивно используются для пропашных культур, что приводит к стремительной эрозии почвы. В Госплане Белорусской ССР согласны с тем, что на таких почвах надо высевать многолетние травы, но уменьшать планы заготовок зерновых не собираются — пусть, мол, пересматривают структуру посевов на местах (ЦП 7.8.77).

То же самое происходило и на целине. Ю. Черниченко так описывал положение совхоза «Советская Сибирь», расположенного в Кулундинской степи: «Зачем-то решили превратить бедное почвами, но доходное овцеводческое хозяйство в зерносовхоз. Планы распашки (спускаемые областным партийным начальством, — И.Е.) уже не покрывались площадями пригодной земли, и пришлось плугами содрать травяной щит с длинных песчаных грив. Возникли очаги эрозии, и пашня совхоза» в отчетах возрастая, фактически стала таять. Уже тысячи гектаров здесь настолько эродированы, что и сорняк перестали питать. Который год сюда завозят семена, и это даже выгодней, чем сеять своими: себестоимость хлеба в совхозе — 19 рублей центнер! Совхоз приносит что ни год 300–400 тысяч рублей убытка, и все же здесь пашут и пашут пески» («Новый мир»№ 1, 1964).

В этой же статье описан метод, при котором рекомендации Алтайского научно-исследовательского института внедряются обязательным порядком по всей округе, невзирая на многообразие почв и климатических условий. Ничего, что даже на опытных делянках института хлеб порой не вырастает. Зато он отстаивает идею раннего сева, а ранний сев — это возможность попасть в выпуск кинохроники, а то и на страницы центральной «Правды»: «Первыми начали в этом году сев колосовых…» Быть первыми — как это приятно! Потом хлеб вырастет только у тех председателей, которые вопреки требованиям сверху отказались от раннего сева, дождались, чтобы взошли сорняки (овсюг), запахали их и посеяли пшеницу в конце мая. Июнь в этих краях засушливый, и ростки смогли пережить его, а та фаза созревания растения, которая больше всего нуждается во влаге, пришлась на время июльских дождей. Так как у этих председателей, в отличие от других, был урожай на полях, им простили неповиновение (надо ведь и об урожае рапортовать, в конце концов). Зато долго вспоминали и не прощали выступление женщины-агронома, посмевшей во всеуслышанье заявить на совещании в Новосибирске: «Ранний сев обеспечивает две вещи: бравую сводку и урожай сорняков. Так зачем же оставлять колхозы без хлеба?» («Новый мир» № 1, 1964).