Бейкер-стрит в Александровке - [37]

Ирка задумалась.

– Он вытащил мое лицо из воды. И потом толкнул.

– Значит, раздумал топить, – решил Михалыч. – А в лицо он тебе заглянул?

– Нет. Я лицом вниз упала.

– Ну-ка встань, – скомандовал Михалыч.

Ирка удивленно взглянула на него.

– Встань, говорю. Рядом с Клеопатрой Апполинариевной встань. Ростом померьтесь.

– Давай-давай, – поторопил Саша.

Ирка оказалась на полголовы ниже Клеопатры, и участковый несколько скис. – Не подходит эта версия, – уныло сказал он, – рост слишком разный.

– Подходит-подходит, – успокоила его тетя Ася, – шляпа на голове скрадывает разницу в росте за счет полей. Поэтому теперь вопрос заключается в том, что мы будем делать дальше.

– Вы ничего не будете делать, – огрызнулся Михалыч. – Наделали уже. Сказано вам было тихо сидеть. Без взрослых теперь никуда. А вы, Клеопатра Апполинариевна, сидите дома и не высовывайтесь.

Не прощаясь, участковый выскочил из дома, с очень деловым видом залез в машину и, взревев мотором, милицейский газик помчался по деревенской дороге, явно превышая дозволенную простым гражданам скорость.

– Будет о чем им поговорить в отделении, – усмехнулся Саша. – Только нет у меня надежды, что мы в ближайшие годы сможем вернуться к нормальной жизни, если действительно не будем ничего делать. Как ты думаешь, мать, какие ближайшие шаги он собирается предпринять?

– Пить чай, пока не кончится рабочий день, – уверенно сказала тетя Ася. – А потом – пиво.

– А мы что будем делать? – жалобно спросила Ирка.

– Играть в карты, – жизнерадостно вмешалась Клеопатра Апполинариевна. – Что мы приуныли, в самом деле. На улице жара, сейчас откроем окна, устроим замечательный сквознячок, и усядемся вот за этим старинным дубовым столом играть в карты. А станет попрохладнее – пойдем купаться. Лето на дворе, – горячо говорила она, убеждая, скорее, саму себя, что жизнь продолжается в прежнем летнем режиме. И даже, хотя и с некоторыми издержками, огород полит, а значит – будет завтра малина с молоком на завтрак.

Саша не возражал. Действительно, нужно было снять напряжение и хотя бы создать иллюзию, что они могут по-прежнему беззаботно отдыхать.

– Играем на желание, – заявил он и первым уселся за стол. – Мать, где у тебя карты?

Тетя Ася приняла правила игры. С самым беззаботным видом она подошла к дедовскому комоду, провела по нему рукой и сказала:

– Рабле – крабле – бумс! – и из под его столешницы с треском выскочил маленький выдвижной ящичек. Владик вытаращил глаза:

– Еще!

Тетя Ася, делая одной рукой таинственные пасы, второй снова провела по комоду:

– Дзинь, – сказала древняя пружина и, к восторгу детворы, ящик послушно выскочил из под столешницы.

– Ничего не понимаю, – заинтересовался Саша и подошел поближе. Тетя Ася показала ему на маленький гвоздик со шляпкой. Она подцепила шляпку ногтем и гвоздик оказался рычажком, высвобождающим пружинку. Ящичек опять выскочил, слегка ударив зазевавшегося Сашу по руке. Саша задвинул его, и с мягким щелчком ящичек встал на место. Ни одной щели, выдающей наличие ящика, не было видно.

Обожающий все таинственное Броня подбежал исследовать содержимое ящика, но был разочарован. Игральные карты, счета об уплате за электроэнергию, квитанции – вот и все.

– А чего ты ожидал? – усмехнулась тетя Ася. – Фамильные бриллианты потерялись, пиратские карты не по нашей части – прадед был купцом.

– Фамильные бриллианты? – переспросил Саша. – А они у нас в семье были?

– Были, – хором сказали тетя Ася и Клеопатра Апполинариевна.

– Моя мама мне говорила, – пояснила тетя Ася, – что еще ее прапрадед все деньги обращал в золото и камни. И он подарил прабабушке, то есть своей жене, золотой медальон, крышечка которого открывалась, а внутри, вместо портрета или прядки волос, была помещена огромная черная жемчужина, обрамленная в золото. Говорят, черное с золотом смотрелось эффектно. Правда, открыть мог не всякий – там был какой-то секрет.

– Про медальон я ничего не слышала, – покачала головой Клеопатра Апполинариевна, – а вот у Елены Ильиничны золотых украшений было много. Серебро она не любила – говорила, что ей, мол, не по чину серебро носить. Интересно, где это все теперь?

– Большевики конфисковали? – поинтересовался Броня?

– Вряд ли, – ответила тетя Ася. – Репрессиям они не подвергались, поскольку после революции вся огромная семья в этот дом съехалась. Поэтому едоков тут было много, а кормильцев мало. Обменяли на продукты во время голода, скорее всего. Ладно, народ, играем в дурака, – и она села за стол.

– А желание? – напомнила Ирка. – Мое желание будет такое: кто проиграет, должен будет изобразить комара, умирающего от таблетки «Раптор».

Во время игры все старались изобразить оживленную беседу. Это хорошо получалось только у детей, которые игре отдались со всем азартом, им присущим.

– Вы жульничаете, тетя Клео, – возмущалась Ирка. – Вы все мои карты смотрите.

– А ты не показывай, – спокойно отвечала Клеопатра Апполинариевна. – Я в твою сторону уже глядеть боюсь – все нараспашку.

Проиграл Броня. Он полез на стол, старательно дзыкая, чтобы изобразить звон комара. Потом несчастный комар стал изгибаться в агонии, и во время его последней, самой эффектной судороги, когда Бронькина голова свешивалась со стола, правая рука была заломлена за спину, а нога дрыгалась в сторону задремавшей на столе Анфисы, вдруг раздался стук в дверь. Бронькина нога замерла, один глаз закрылся.