Бейкер-стрит и окрестности - [13]

«Я был в Лондоне в светлое, по-тамошнему, время, так что несколько раз видел красный диск солнца, однако и при мне туман несколько раз мешал находить дорогу на улицах, — вспоминал Лев Тихомиров. — А лондонцы говорят, что когда наступает настоящий туман, то на улицах не видно экипажей и на тротуаре человек пропадает из виду уже в двух шагах».

Натаниэль Готорн в своих «Английских тетрадях» за 1859 год описывал довольно легкий лондонский смог так:

«В то утро, когда настало время вставать, был только лишь слабый отблеск дневного света, и у нас на столе за завтраком, почти в десять часов, стояли свечи. Снаружи был плотный, тусклый туман, заволокший все настолько, что мы едва могли видеть противоположную сторону улицы. В одиннадцать часов я вышел в самую середину этого тумана, который в тот миг казался несколько более смешанным с дневным светом; ибо, казалось, происходят непрерывные изменения в плотности этой тусклой среды, которая меняется так сильно, что вот сейчас вы можете видеть не дальше своей руки, а мгновение спустя вы можете видеть, как кэб выскакивает из сумрака в двадцати ярдах от вас…

Я пошел домой через Холборн; туман был более плотен, чем когда-либо — очень черен, действительно более похожий на квинтэссенцию грязи, чем на что-нибудь еще; призрак грязи, одушевленная сущность грязи, отошедшей в мир иной… Добравшись до дома, я обнаружил, что туман распространился по гостиной, хотя как он мог проникнуть в нее — тайна. Начиная с сумерек, однако, атмосфера снова ясна».

Настоящие туманы, — утверждал известный английский журналист Джордж Сала, — «были туманами, осязаемыми на ощупь, так что вы могли… закупорить их в бутылку для дальнейшего осмотра». Автор «Живописных зарисовок Лондона» Томас Миллер говорил, что в тумане человек чувствовал себя оказавшимся «в растворе желтого горохового пудинга, достаточно толстого как раз для того, чтобы проходить через него, не будучи совершенно удушенным или полностью задохнувшимся… каждый раз, когда вы открываете рот, вы глотаете его, и целый день вынуждены жечь свет и, в дополнение к туману, вдыхать пары от газа, свечи или лампы, у которых шанс на спасение не больший, чем у вас, так как горят они тускло, желтым светом и дурно… [уменьшение количества кислорода в заполненном смогом воздухе сказывалось на яркости горения газа. — С.Ч.] Вы осторожно ступаете вперед, нащупывая ваш путь вдоль стен, окон и дверей всякий раз, когда есть возможность, пока вы, наконец, не кувырнетесь с головой в какой-нибудь подвалили, возможно, подземный угольный погреб… Вы опять выбегаете на улицу; а поскольку вы не можете видеть ни на ярд перед собой, то ломаете ноги о бидон молочника… Даже тот, кто хорошо знаком со всеми углами и закоулками нашего далеко распростершегося города, удивительно обманываются в расстоянии и величине, которую принимают предметы, когда они разрастаются до неясных и гигантских размеров через плотный туман. Газовые фонари выглядят так, будто находятся на высоте третьего этажа, если только вы не стоите прямо под ними, поскольку свет, который они испускают, почти весь направлен вверх… Разок поверните неправильно, и можете считать себя сверхудачливым, если сумеете снова найти правильную дорогу в течение трех часов… Вы, кажется, идете как назад, так и вперед; и некоторые старые кокни действительно утверждают, что самым надежным способом добраться до Темпл-Бара от Чаринг-Кросса было бы… решительно идти в другую сторону, ни разу не поворачивая головы, и что к концу третьего часа вы почти наверняка доберетесь до места, куда намеревались попасть, если только не пройдете мимо».

Смог не только мешал пешеходам и экипажам: он представлял большую проблему и для тех, кто работал с мелкими деталями, например, ювелирам и часовых дел мастерам, и для кого был важен цвет (например, для портных, шивших траурную одежду с использованием черной нити по черной ткани). А таковых, как мы сейчас увидим, среди соседей Шерлока Холмса было немало. Им приходилось даже днем использовать дорогое газовое освещение, а те, кто не мог себе этого позволить, просто не могли ничего делать. Да и газ не всегда спасал. В декабре 1859 года Энгельс писал Карлу Марксу: «…как только я зажег газ, то оказалось, что он горит до того тускло, что во всей конторе пришлось остановить работу. В моей квартире уже около недели еще хуже: из-за продолжительного мороза с туманом столько газа потребляется в течение дня, что вечером совсем нет давления, а следовательно, нет и света. Это лишает меня возможности написать сегодня статью…»

Соседи

Теперь пришло время посмотреть, кто же оказался соседями Холмса с доктором Уотсоном, когда оба жильца перевезли свои вещи в дом миссис Хадсон.

Если встать спиной к дверям дома 72, который мы выбрали в качестве дома 221-б (из уважения к долгой жизни Бенинга Арнольда, проживавшего в тот год в доме 72 вместе с горничной и кухаркой, мы поместим здесь его ювелирную лавку на первом этаже), то налево до угла с Кинг-стрит будут всего два здания. Ближайшее, № 71, занимал профессор музыки Джордж Карр с женой, 3 дочерьми, 3 сыновьями и служанкой, однако в тот же год они съехали. Напрашивается вывод, что профессор музыки сбежал вместе с семейством, не выдержав музыкальных упражнений Холмса на скрипке. И самому тяжело слушать, да и ученики приходят. Брандмауэры между террасными домами очень часто были всего в полкирпича толщиной вместо положенного кирпича (т. е. примерно 11 см), так что звуки скрипки наверняка были слышны соседям. Возможно, что в эту стену Холмс еще и из револьвера стрелял, выводя вензель королевы Виктории. Наши предположения подтверждаются и тем, что занявший квартиру профессора обойщик Томас Артауд и портниха мадам Луиза Фреше тоже недолго здесь прожили и через несколько лет съехали. Вместо них в доме открыл кондитерскую француз Жозеф Дюбуа, который уже никуда отсюда не девался по крайней мере до Первой мировой войны. Может быть, он был тугим на ухо, а может, ему даже нравилась музыка, исполняемая соседом. У него миссис Хадсон могла покупать себе сладости, а доктор Уотсон — конфеты для очередной своей невесты. Одновременно с кондитерской Дюбуа, квартиру в доме 71 снимали обычно портнихи.