Беверли-Хиллз - [30]

Глава 7

Роберт размашистыми шагами пересекал пространство Звездного зала «Сансет-отеля». Спокойный, уверенный в себе, он выглядел как волк, только что наевшийся досыта. Он не смотрел по сторонам, так как прекрасно знал, что может там увидеть. Публика на этот раз собралась здесь самая изысканная и тщательно просеянная – как всегда бывает на подобных праздничных сборищах. Список приглашенных держался в тайне и составлялся рационально, исходя из полезности того или иного человека для Хартфорда, для его деловых проектов. Так он поступал всегда, устраивая банкеты, и это стало чуть ли не его фирменной маркой. Он не желал, чтобы о нем судачила разная мелюзга, и не собирался подкармливать дешевые глянцевые журнальчики деталями своей частной жизни. Все, что относилось к этой частной жизни, скрывалось за плотным занавесом, и от вторжения особо любознательных личностей оберегала Хартфорда за чудовищное вознаграждение целая юридическая фирма.

Женщины, пока он шел, пожирали его глазами. Они мечтали обратить на себя его внимание, мечтали, чтобы хоть частичка его сияния упала на них. Он мог бы одарить их пусть не лаской, но хотя бы дикой надеждой на то, что подобная ласка, возможно, им достанется. Мужчины так же неотрывно следили за шествием триумфатора по залу. Все они были люди Голливуда, взращенные на благодатной его почве, только кому-то из них досталось больше живительных соков, и он пошел в рост, а кто-то распустил листочки и страшился не вырваться к солнцу и захиреть в тени.

Им хотелось узнать, как достиг он такого положения. Почему удалось ему то, что им никак не удается. Есть ли в этом какой-то фокус? Если да, то можно ли выведать секрет и воспользоваться им? Можно ли скопировать Хартфорда, его жесты улыбку, походку… его сексапильность?

Вот ее они, прежде всего, хотели уловить, заключить в пробирку, а потом дома исследовать и применить к себе. Им грезилось, что его шарм можно превратить в жидкий эликсир и втирать его в свои заросшие волосами груди, дряблые животы и маленькие, бессильные члены, болтающиеся между ног, как ненужные придатки.

Тщетны были их надежды, и все же мечтать никому не запретишь. И они голливудская братия – все вместе и каждый в отдельности, смаковали в мечтах такой момент, когда женщины, выстроившиеся по стенкам, будут мысленно раздевать догола именно его, а не какого-то там вышедшего в тираж Роберта Хартфорда.

Но пока соперничать с ним было бесполезно. Кроме всеподавляющей сексуальности, он обладал еще и бесценной золотой кредитной карточкой – известностью. В любой забегаловке на просторах Соединенных Штатов или в самом шикарном ресторане Европы его обслужат бесплатно, а доллар, оставленный им «на чай», поместят в рамку.

Франсиско Ливингстон шагнул вперед, чтобы приветствовать почетного гостя.

– Привет, Роберт!

Весь облик хозяина «Сансет-отеля» соответствовал высшим стандартам Голливуда. Он выглядел как оживший манекен из той эпохи, когда даже подумать о том, что мужчина должен одеваться как мужчина, считалось вопиющим нарушением вкуса. Он поэтому не прибегал к услугам таких общеизвестных фирм, как «Данхилл» или «Кент» и «Карвен», придерживающихся консервативного английского стиля в мужской моде. Но в Беверли-Хиллз их презирали, как и обувь от «Джорджа», рубашки от «Черчилля», свитера от «Кэррол». Франсиско Ливингстон также сторонился, как прокаженных, модельеров Сен-Лорана, считая, что они занимаются гнуснейшей «серятиной».

Он одевался у отчаянных лондонских авангардистов и для этого регулярно летал в столицу Англии на денек-другой, а по возвращении забавлял аристократию Беверли-Хиллз рассказами с места событий о том, что новенького изобретено в притонах Сохо.

Роберт пожал иссохшую, пергаментную на ощупь руку, отметив, однако, что хватка у пожилого плейбоя крепкая.

– Ты отлично выглядишь, Франсиско, – сказал Роберт. – Временами мне кажется, что ты где-то обнаружил источник вечной молодости и прикладываешься к нему.

Это была не шутка, а одна из фантазий Роберта, в которую он почти всерьез верил. Процесс старения пугал его, потому что был ему не подвластен.

– Ха! Источник этот называется «Лафит», дорогой мой мальчик! Открою тебе тайну, я употребляю его уже шестьдесят один год и намерен добраться до круглой даты. В честь юбилея непременно получу подарочек от фирмы. Ха-ха-ха! В мои годы только и начинаешь понимать, в чем вкус жизни, поверь мне.

Мутные глаза его прояснились, зубы сверкнули в улыбке на загорелом лице.

Роберт избегал подобных разговоров и очень немногим людям позволял втягивать себя в них. Ливингстон прекрасно знал, по какому поводу Хартфорд созвал гостей, но быть кратким и деловым он не умел, да и не любил. Своей стихией он считал пустопорожний светский треп.

– А кто ты, Роберт? Человек «Кларета»?

Вопрос имел глубокий смысл. Мир делился на людей «Кларета» и поклонников бургундского. Любой цивилизованный человек обязан был сделать выбор, какое из изысканных французских вин он предпочитает. Уклончивый ответ не принимался, а заявление, что готов пить и то и другое, сочлось бы вопиющим нарушением закона.