Бьется пульс Конго - [7]

В ресторане мы очень выделялись: как только начали прибывать солдаты, большинство европейцев покинули Город. Солдаты сидели в обеденном зале, не снимая оружия. Многие не сняли даже касок. На нас они смотрели с нескрываемым неодобрением, но держались вполне корректно, если не считать нескольких сильно подвыпивших вояк, которые бросали на нас злобные взгляды и выкрикивали непонятные, но явно враждебные слова. Один даже подошел, очевидно, с недобрыми намерениями. Но я отчетливо произнес «монганга» — «врач». Тогда лейтенант отвел парня в сторону и растолковал ему что к чему.

С солдатами были шутки плохи. В Стэнливиле находилось слишком много войск для города, в котором было все в порядке, как уверял мой шеф. Каждый день прибывали новые части, они несколько дней столовались в отеле «Сабена», а затем отправлялись дальше. Армия эта состояла из одних унтер-офицеров: каждый второй — ефрейтор, каждый третий — сержант. Тогда я еще не понимал, в чем тут дело, и только спустя некоторое время узнал, что это результат африканизации армии, вокруг которой велось столько споров. Раньше офицеров-конголезцев не было вообще. Генерал Янсене[14], следуя генеральной линии колониализма, — никаких специалистов из местного населения! — до последнего момента возражал против создания офицерской школы для конголезцев. В 1959 году колониальным властям пришлось пойти на уступки. Однако какая насмешка! Из тысячи абитуриентов Янсене допустил к приемным экзаменам только девятнадцать. Солдаты и унтер-офицеры, естественно, ненавидели бельгийских офицеров, особенно Янсенса, и после провозглашения независимости «форс публик» прежде всего потребовали немедленного повышения военнослужащих в воинских званиях по всей иерархической лестнице. В результате все унтер-офицеры были произведены в офицеры, например сержант Лундула стал командующим армией, а штаб-сержант Мобуту[15], служивший в штабе Янсенса, — полковником и начальником штаба армии. Ёсе сверхсрочники были произведены в унтер-офицеры.

Стэнливиль напоминал военный лагерь. Здесь находилась «голубая армия» ООН, соблюдавшая строжайший нейтралитет, которая должна была помешать столкновениям между обеими группами конголезцев. На одной стороне были третий армейский корпус под командованием генерала Лундулы, большая часть которого еще хранила верность Гизенге, жандармерия и полиция (ее начальником был товарищ Лумумбы Фатаки); на другой — войска леопольдвильского правительства, которые в целях совместного наступления против Чомбе устремились в Стэнливиль. Солдаты, прибывшие из Леопольдвиля, должны были проследовать дальше, в гарнизонный город Кинду в верховьях Конго, в пятистах километрах к югу от Стэнливиля, но транспорты где-то застряли. Третье наступление против Чомбе, казалось, завязло в песках, а позднее захлебнулось в ливнях. Поэтому в Стэнливиле с каждым днем становилось все больше солдат. Бар и бистро были переполнены, «вольные» девицы не могли пожаловаться на отсутствие клиентов, точно так же как и врачи, — в этом меня заверили польские коллеги из конголезской больницы. Каждый день между двумя группировками происходили стычки, и, разумеется, не было недостатка в жертвах. Плоды перестрелок — здесь солдаты всегда ходили с оружием — мои коллеги обрабатывали на операционном столе. А войска ООН, конечно, не вмешивались в эти междоусобные побоища, они занимались мирной деятельностью: торговали виски и сигаретами. На одном из оживленных перекрестков Стэнливиля стояла, как памятник, безучастная ко всему, одинокая полевая пушка времен первой мировой войны. Когда-то она служила угнетателям, а теперь напоминала об эпохе колониализма и словно хотела сказать: эти стычки мне на руку.

Небольшие эти стычки отражали, по сути дела, серьезный конфликт, происходивший в те дни в Конго. Осенью 1961 года в стране было, собственно, три правительства. Власть правительства Адулы распространялась лишь на три провинции: Леопольдвиль, Экваториальную и Касаи. Этому «центральному» правительству лишь в недавнем прошлом удалось пресечь анархию в Касаи. А вот с Чомбе справиться не удалось. За ним стояла могущественная «Юньон миньер дю О-Катанга», дочернее общество громадного бельгийского концерна «Сосьете женераль де Бельжик». Правительство в Леопольдвиле утверждало, что сделало все, чтобы вернуть Катангу, дававшую до той поры половину государственного бюджета, в лоно конголезской семьи. Однако угрозы применить силу, переговоры, войска ООН, заседания Совета Безопасности ООН, Хаммаршельд и его представитель в Конго — ничто не помогало. Кроме того, Гизенга после убийства Лумумбы объявил Стэнливиль временной столицей Конго. Гизенгу, выступившего против неоколониализма, поддерживали провинции Восточная и Киву, а также северная часть Катанги. Балуба, населявшие Северную Катангу, участвовали в непрерывных мелких стычках с жандармами Чомбе.

Гизенга опирался не на «Юньон миньер» и не на «Компанию Кило-Мото», которая до 1959 года ежегодно добывала двенадцать тонн золота. Его поддерживало неорганизованное население: рабочие, молодежь и небольшая часть интеллигенции. Солдаты же, как повсюду в Конго, служили тому, кто больше платит.