Бетховен - [29]
Но музыкальное произведение должно идти своим путем, жить своей жизнью. Бетховен уже занят другим. Весь этот год он яростно ссорился со своим другом Стефаном фон Брейнингом — порвал с ним, потом примирился по обычной схеме: извинения, раскаяние, уверения в дружбе и т. д. Из-за чего? Из-за пустяка, как это часто бывает, а может быть, не сошлись характерами, поскольку друзья жили тогда в одной квартире, а делить жилплощадь с безалаберным и взбалмошным Бетховеном — то еще удовольствие. Он часто терял разные вещи, искал их в своем бедламе, вопил, обвинял окружающих, что те их взяли, иначе он бы их нашел. Его приступы раздражительности говорили о том, что начался творческий процесс. Брейнинга Бетховен укорял за мелочность и узость взглядов. Он уехал в Баден, потом в Дёблинг на лето и написал оттуда Рису письмо, очень показательное в плане его характера и представлений об отношениях между людьми:
«Поверьте мне, дорогой мой, моя несдержанность была лишь вспышкой, вызванной стечением множества случайных и неприятных обстоятельств, накопившихся между нами. Я наделен способностью скрывать и не выказывать впечатлений о множестве вещей, но если меня хоть раз довести до крайности в момент, когда я готов разгневаться, я могу вспылить сильнее, чем кто-либо другой. ‹…› Для дружбы нужно полное сходство душ и сердец».
Осенью 1804 года Бетховен вернулся в Вену и вновь занял квартиру при театре «Ан дер Вин», возобновив работу над «Леонорой».
Просто поразительно, что каждое важное начинание этого кипучего артиста принимало облик любимой женщины, словно он хотел проверить себя. Летом, больной, в лихорадке, мучимый коликами и болью в ушах, он набросал сонату, которая впоследствии станет «Аппассионатой», посвященной Францу фон Брунсвику — «кавалеру-ледышке», — наверное, чтобы скрепить свою связь с этой семьей. Не о Жозефине ли он думал тогда? Творчество и желание шли рука об руку, словно самоотдача в работе хотела найти себе оправдание в возможной награде любовью — и наоборот, словно неудачи в любви побуждали его искать убежища в работе.
Еще никогда никто не писал для фортепиано такого произведения, как соната «Аппассионата» (это название придумал не Бетховен). Бетховен считал ее своим самым большим достижением, пока не достиг новых вершин в Большой сонате для Хаммерклавира (опус 106) 15 лет спустя. Как пишет его биограф Мейнард Соломон, «…в „Аппассионате“ он существенно расширил палитру ритмов, придал тембрам странные и богатые оттенки, сближавшие их с оркестровым звучанием». Результат кропотливого труда, это произведение сплошь проникнуто трагическим чувством, выражая борьбу со стихией, страсть, безумие. В конце первой части звучит словно намек на начало Пятой симфонии…
После болезненной неудачи с Джульеттой Людвиг нашел в себе силы, чтобы завершить «Героическую симфонию» и взял реванш. Вернувшись к работе над «Леонорой», он возобновил нежные отношения с Жозефиной. В очередной раз начались упорные ухаживания.
Это пришлось довольно некстати. После смерти мужа Жозефина родила четвертого ребенка и впала в серьезную депрессию. Она молода, красива, но отягощена большой семьей, к тому же в имперской Вене положение вдовы отнюдь не завидно. Бетховен часто бывал у нее и вновь стал давать ей уроки фортепиано. Чувство привязанности, которое он испытывал к Пепи с самого момента знакомства, пять лет тому назад, переросло в нежную дружбу, а потом в пылкую любовь. Во всяком случае, со стороны Людвига: письма той поры, обнаруженные и опубликованные много лет спустя, не оставляют никаких сомнений по поводу его чувств. Эти письма очень красивы:
«О любезная Жозефина, меня влечет к Вам не притягательность противоположного пола, о нет, а только Вы, вся Вы и Ваши неподражаемые достоинства… Вы покорили меня… О, вы внушили мне надежду, что Ваше сердце долго будет биться для меня — мое же прекратит стучать ради Вас, только когда перестанет биться совсем».
Или такое признание, характерное для состояния влюбленности в фазе сублимации:
«Нет слов, способных выразить то, что стоит неизмеримо выше простой привязанности… Только музыка… Увы, я не льщу себе, когда думаю, что владею музыкой лучше, чем словами. Вы, Вы мое всё, мое счастье — даже музыкой мне этого не выразить».
И такая трогательная фраза, дающая почувствовать, что дело принимает неблагоприятный оборот:
«Я люблю Вас так же сильно, как Вы меня не любите».
Дело в том, что ее семья начеку. С Жозефиной случаются истерические припадки, и тогда вокруг нее хлопочет младшая сестра Шарлотта, которая пишет Терезе: «Бетховен почти каждый день у нас, дает уроки Пепи; признаюсь, это слегка опасно». Встревоженная Тереза отвечает: «Бетховен и Пепи — скажи, что из этого выйдет? Ей следует поостеречься».
В общем, история повторяется: Бетховен — неподходящая партия для аристократки. К тому же Жозефина утверждает, что принесла обет целомудрия после смерти мужа, чем, возможно, и объясняется ее нервозное состояние. Ясно, что, по меньшей мере в первое время, Бетховена ждал от ворот поворот. «Приятность Вашего общества могла бы быть самой большой отрадой моей жизни, если бы Вы любили меня менее чувственно… — писала ему она. — Мне пришлось бы нарушить священный обет, если бы я уступила Вашему желанию».
