Бесы с Владимирской горки - [58]
Но на то при гробе и состоял гробовой. Одним позволял приложиться к нетленной руке, испить с нее водицы, вторым отливал лампадного масла, третьим разрешал обменяться колечками с девой Варварой, давал кипарисовых стружек и ладану для окуривания дома во время грозы.
Четвертым же не позволял ничего
Как определял – ведомо было ему одному.
Само собой, богатым, именитым позволялось больше иных. Заметил Алеша, что гробовой Нафанаил неравнодушен и к хорошеньким барышням, и к нарядным барыням, тем паче, что последние обычно не скупились на свечи, скупали колечки и крестики и щедро жертвовали деньги на храм.
Но порой руководствовался он какой-то неуловимой потребностью в глазах, осанке и позе молящих, иных сам подзывал поближе движеньем руки и позволял припасть к честным мощам святой Варвары.
(И иногда Алексей ловил себя на недостойных уколах ревности и, взирая на уверенного гробового, царившего у раки святой, мечтал, что однажды, возможно, займет его место при великой Христовой мученице и страстотерпице).
Но так или иначе, святая Варвара была открыта для всех – молящих, болящих, немощных, страждущих, испуганных, убогих, хилых, сильных, робких и властных.
Но сегодня гробовой Нафанаил стоял у раки без дела – лишь звонарь подошел проверить, в хорошем ли месте висит его правая хромая нога.
«Прогневается святая Варвара, ох, прогневается… покарает всех нас», – горевал Алеша.
От этой неизбывной тоски и полез он на стену – на стену монастыря, где обычно сидели они с Федором вдвоем, в сумерках, когда горожане, прогуливающиеся возле памятника, уже не могли увидеть снизу двух послушников, примостившихся, как воробьи, на монастырской ограде.
Какая красота открывалась отсюда, с горы – великая река и за ней дальняя даль, небесные просторы. До чего прекрасным казался мир с высоты монастырской стены. И трудно было поверить, что, словно чаша, он наполнен ныне лишь смертью, страданиями, болью и горем. И трудно было забыть об этом, когда с Подола летел очередной погребальный звон.
Но еще труднее – уложить в голове все случившееся.
Мор вызывают бесы и упыри?
Или еще в 1770-м моровую язву наслал самоубийца-монах, проклявший собственную мать? Или, став Черным Монахом, князь Долгоруков тоже стал упырем? Ведь упырь – это и есть мертвец, в которого вселяется бес.
А первую чуму призвал еще в 1710-м упырь Антин Танский, проклятый афонским игуменом? И отец Петра из рода Танских – тоже упырь, и загрыз насмерть единственного сына… И станет ли упырем теперь Петр? Может, и прав благочинный, повелев запереть ворота – опасаясь, что Петр вернется живым мертвецом в их обитель?
И почему приятель Федор, который любит гулять по ночам и заглядывать в окна, так похож на злосчастного князя-упыря, сто лет безуспешно пытающегося отыскать своего сына-байстрюка?
Сидя на монастырской стене, Алексей, тщетно пытался ответить себе хоть на один из вопросов, когда появился Федор.
– Не думал застать тебя здесь, – поприветствовал мятежный послушник приятеля.
– Благочинный простил тебя? Так скоро? – удивился Алеша. – А говорили, ты главу из реликвария украл.
– И ты переживаешь теперь, почему меня до сих пор не убила небесная молния?
– Ты слыхал о Петре? – спросил Алексей.
– Слыхал ли я о Петре? – Федор враз изменился в лице, став вдруг злым, страшным и до странности старым. – Я сам видел все. Я был в Лавре рядом с Петром. И что-то не помогла ему твоя святая Варвара… дурак ты, дурак!
– Зачем ты так? – удивился незаслуженному упреку Алеша.
Федор рассмеялся. Зло. Раскатисто и нарочито.
Бесы так смеются в ночи.
– Так что же там, в Лавре, было? – спросил Алексей, страшась услышать ответ.
– Я не знаю, не знаю, – сказал Федор. – Не знаю даже, верю ли я в Бога теперь… Но в бесов отныне я верю!
«… и упырем этим может быть кто угодно … хоть сам первый киевский пан, хоть сынок пана … особенно если байстрюк он от ведьмы прижитый …
Или монах, что по ночам часто бродит …»
«Ты сам – бес!» – от ужаса не смог вымолвить вслух бедный Алеша.
Бес из Чертового беремища прицепился однажды к послушнику Федору. Бес завладел им. Потому что он…
– Я никогда не спрашивал, кто твой настоящий отец, – произнес Алексей. – Как его имя?
– Ты уже знаешь ответ, – сказал Федор и улыбнулся нехорошей улыбкой.
Словно вопрошая: ну что, мой беззлобный и благостный друг, хватит ли у тебя пороху сбросить меня сейчас с монастырской стены – прямо в Чертово беремище, как архангел Михаил сбросил дьявола в пекло, как князь Владимир сбросил древнего идола в Днепр?…
Или ты пропустишь упыря прямо в святую обитель?
Глава восьмая,
в которой мы узнаем, что вампирами в Украине становятся от огромной любви
Увы, мне окаянной! Горе проходит, другое наступает: умер и сын князь Дмитрий. Сколько лет мучим был Божиим попущением от беса…
Из письма Натальи Долгоруковой.
«Тело без головы. В груди – металлический кол», – в тот миг, когда Катя прочла эти два предложения, грянули два события.
Она поверила в существование вампиров.
И поверила в Виктора Топова… и подарила ему еще два «плюса». И решила рискнуть – опрокинуть мензурку с любовью на два часа. Идея приворожить саму себя была весьма оригинальной – возможно, она первая из ведьм решила проделать над собой подобный экспириенс. Ничем не рискуя – по ее настоянию, Даша развела все ингредиенты втрое. И поначалу впечатления были сугубо приятными.
