Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - [21]

Фрейдин представил меня Джанет Линд и предположил, что мы, возможно, захотим поговорить о «Кинг-Конге». Как вскоре выяснилось, о «Кинг-Конге» нам друг другу сказать практически нечего. Какая-то искра в нашем разговоре появилась было, но ее быстро погасила Натали Бабель, которая недоброжелательно уставилась на Линд. Над столом опустилась леденящая тишина.

– Джанет, – произнесла в итоге Натали своим бездонным голосом, – Это правда, что ты меня презираешь?

Джанет Линд повернулась к ней.

– Прошу прощения?

– Правда ли, что ты презираешь меня?

– Не могу вообразить, что навело тебя на такие мысли.

– Я говорю это, потому что хочу знать, правда ли, что ты меня презираешь?

– Это чрезвычайно странный вопрос. Что внушило тебе эту идею?

– Просто, думаю, тебе передали, что я – злобная старая ведьма.

– Совсем удивительно. Тебе кто-то что-то сказал? – Линд слегка нахмурилась. – Мы же с тобой практически не общались.

– Все равно у меня такое впечатление, что ты меня презираешь.

Этот диалог длился дольше, чем можно было бы счесть возможным, поскольку Джанет Линд по тем или иным причинам не собиралась, очевидно, заверять Натали в отсутствии презрения. Переводя взгляд с Линд на Бабель, я вдруг поняла весь смысл строчки из песни группы «Смитc»: «Одни девушки крупнее других». Дело не в том, что лицо у Натали было физически больше, – просто она наглядно демонстрировала, что прибыла сюда из иного места и иного времени, оттуда, где человеческие мерки тоже были иными, крупнее.

– Ну ладно тебе, Натали, – вмешался Фрейдин.

Она пронзила его взглядом своих глубоких слезящихся глаз.

– Понимаешь, некоторые меня в самом деле презирают… – Она вздохнула и указала на два бокала: – Который из них мой?

– Они оба твои.

– О! Я ничего не вижу. В каком из них вода?

– Похоже, в обоих – белое вино.

Натали уставилась на него.

– И зачем мне два бокала вина?

– Ты говоришь так, будто это плохо. На твоем месте я стал бы думать: «Наверное, это награда мне за что-то очень хорошее». Кстати, а вот и твой бокал с водой.

– Ага. – Натали выпила воды.

Последовало долгое молчание.

– Итак, – обратился к Фрейдину Платт, когда официанты стали разносить основное блюдо. – Я слышал, что в Штатах падает число заявлений на славянские отделения.

– Правда? Возможно.

– А здесь, в Стэнфорде, вы это ощущаете?

– Я бы сказал, в последние годы у нас была весьма неплохая зачисляемость.

– А аспиранты? У вас их много? Я их почему-то не видел.

– Вот Элиф, – сказал Фрейдин. – Одна из наших аспиранток.

В течение нескольких секунд Платт разглядывал меня поверх очков и снова повернулся к Фрейдину.

– Да. Один экземпляр я вижу. А другие есть?

Тем временем нам уже подавали какие-то котлеты, плавающие в море сливочного масла. Они, похоже, повергли в уныние всех. Венгерская профессорша даже вернула свою порцию на кухню с подробными инструкциями. Через несколько минут порция вернулась без всяких заметных невооруженным глазом доработок.

Ближе к окончанию приема пищи Лидия Бабель встала из-за стола, подошла сзади к стулу Натали, обняла ее за плечи и потрепала по голове.

– Моя дорогая, – сказала она, – как я тебя люблю! Как славно, что мы все вместе!

Натали посмотрела через плечо с выражением кошки, которая не хочет на руки. Фрейдин переводил взгляд с Натали на Лидию и обратно.

– Спасибо! – воскликнул он. – Спасибо, Лидия!

Лидия изумленно на него посмотрела.

– За что?

– За то, что приехали! На вашем месте я бы, наверное, колебался.

– Что вы имеете в виду? Что мне трудно ездить с матерью?

– Конечно нет! Но расстояние немаленькое, незнакомое место…

– Кстати, о твоей матери, – обратилась к Лидии Натали, – сколько ей лет? Одни говорят, девяносто два, другие – девяносто шесть. Или это тайна?

– Моей матери девяносто пять.

– На вид ей не дашь больше девяноста трех ни на один день, – проявил галантность Фрейдин.

– Это так. Она в добром здравии и замечательно выглядит, – сказала Лидия. – Но не так хорошо, как еще два года назад. Но это не главное. Главное, что все в порядке здесь. – Она постучала по виску. – Ее память и сознание.

Когда Лидия пошла за свой стол, Натали проводила ее взглядом.

– Эта старая ведьма переживет нас всех, – заметила она.

– Натали! – сказал Фрейдин.

Она уставилась на него.

– Думаешь, я должна держать рот на замке, – констатировала она. – Но – почему? Что мне терять? Мне терять ровным счетом нечего.

Вид у Фрейдина был оторопелый.

– Что ж, тогда, полагаю, тебе стоит рискнуть всем, – сказал он. И сделал явную попытку изменить тему: – Натали, пока ты здесь, у меня к тебе вопрос, который никак не дает мне покоя. Как звали твою тетю? Ее очень часто упоминают, но она – то Мериам, то Мириам, то Мари, то Мария. Так как же на самом деле?

– Да-да! Скажите нам, как правильно писать ее имя? – воскликнул Платт с загоревшимися глазами.

Натали посмотрела на него.

– Я не знаю, что значит «правильно писать». Одни называли ее Мериам, другие – Мари, третьи – Марией. Все три имени правильные.

– Как интересно, – сказала Джанет Линд, обращаясь к Фрейдину. – Удивительно, что вы до сих пор не съездили в Одессу и не справились в городском загсе.

– Боюсь, там еще хватает не менее удивительного. Я всегда хотел поехать в Одессу и все выяснить, но так и не сложилось.