Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России - [46]

Кажется довольно странным, что обер-прокурор Трубецкой, русский до мозга костей, ярый противник иностранного засилья в России, вошёл в стачку с иностранцами, чтобы вредить другому русскому патриоту. Как можно предположить, ненависть к Бестужеву у князя Трубецкого могла возникнуть только на личной почве, которая и заслонила всякий государственный резон. А Бруммер, очевидно, слишком высоко оценил свою голову и вопреки своему обещанию не стал её «прозакладывать».

Лорд Картерет информировал Уича о том, что французский посол в Стокгольме вместе со шведами пытаются тоже собрать компрматериал на вице-канцлера Бестужева. В частности, отправленным в Петербург шведским депутатам риксдага дано задание склонить Бестужева к принятию решений в пользу Франции, в том числе с использованием взятки в размере 100 тысяч рублей. Надо полагать, Уич предупредил об этом Алексея Петровича.

Но враги просчитались: из дела Лопухиных следствию не удалось раскопать ничего такого, что хоть каким-то образом бросало бы тень на братьев Бестужевых. Фаворит Елизаветы А.Г. Разумовский, конференц-министр М.Г. Воронцов и самый видный архиерей новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич были за них.

Соловьёв пишет, что Елизавета не вняла внушениям Лестока о перемещении братьев на другие должности, заявив ему, что она уверена в верности и привязанности к себе обоих братьев, о чём свидетельствуют и другие люди. Лесток взорвался и начал ругать Воронцова, который только по молодости и глупости поддерживает вице-канцлера, а потому на его слова не следует полагаться. Императрица рассказала об этом разговоре Воронцову, а тот передал его Бестужеву. Лесток и после этого несколько раз подходил к Елизавете с предложением удалить братьев от должностей, но каждый раз она выпроваживала его ни с чем.

К этому времени вице-канцлер нашёл собственное эффективное средство защиты от нападений — перлюстрацию и декодирование их писем, но об этом мы расскажем в другом месте.

БРАТ В ЛАГЕРЕ ВРАГОВ

Дело Лопухиных негативно сказалось на личных взаимоотношениях братьев Бестужевых. После суда над Анной Гавриловной Бестужевой-Рюминой между ними пробежала «кошка». Михаил Петрович был недоволен тем, что младший брат не помог его супруге избежать наказания и занял не только нейтральную позицию, но принял активное участие в комиссии по расследованию дела и высказывал в адрес своей невестки нелицеприятные обвинения. С этого момента начинается их постепенное отчуждение и переход Михаила Петровича в лагерь противников вице-канцлера.

О том, что накануне устроенного Елизаветой Петровной переворота Михаил Петрович из Стокгольма предупреждал Анну Леопольдовну о грозившей ей опасности со стороны дочери Петра I и рекомендовал правительнице изолировать её как агента иностранной державы, Елизавета, по-видимому, не знала. Иначе бы она приняла по отношению к старшему Бестужеву немедленные и крутые меры. Посол имел тогда веские основания называть так царевну Елизавету «иностранным агентом» за её слишком тесные контакты с французским посланником Шетарди и шведским посланником Нолькеном, которые обещали ей помочь взойти на престол ценой возвращения шведам Прибалтики. По всей видимости, эти сведения посланник Бестужев добыл через свои связи, а вернее, через свою шведскую агентуру. Кроме дипломатических способностей, он обладал ещё талантом разведчика. Но теперь царствовал «иностранный агент», ревниво следивший за всеми слухами и «происками врагов», и всякому, кто когда-то выступал против Елизаветы, грозила как минимум ссылка, а как максимум — казнь.

Во всяком случае, Михаил Петрович по окончании дела Лопухиных постарался как можно быстрее исчезнуть с петербургской «перспективы» и попросился на заграничный пост.

Смерть в начале ноября 1742 года канцлера A.M. Черкасского, который, по выражению Соловьёва, патриотической позицией по вопросу русско-шведских отношений под конец жизни замолил свои старые грехи, вызвала у противников России новые надежды. Они снова стали интриговать против вице-канцлера, чтобы во главе Иностранной коллегии поставить генерала А.И. Румянцева или посла России в Англии Сергея Нарышкина. Но и этим надеждам Парижа, Берлина и Стокгольма не было суждено сбыться. Елизавета Петровна предпочла назначить канцлером России А.П. Бестужева-Рюмина, дав ему в помощники, то есть вице-канцлеры, князя М.И. Воронцова. И младший Бестужев, начиная с 1744 года, получил возможность впервые открыто продемонстрировать свои способности, заявить о себе как политик европейского масштаба и распространить свои взгляды на отношения России с Францией и Швецией.

В этом же году М.П. Бестужев-Рюмин был назначен послом в Берлин, где он стал пользоваться заслуженным авторитетом и при дворе Фридриха И, и в дипломатическом корпусе. 21 июля 1744 года он предупреждал Петербург о той опасности, которую Пруссия представляла для своих соседей и России, и в этом смысле он был полностью солидарен со своим младшим братом. Он полагал, что только Россия была в состоянии остановить опасную экспансию Пруссии и предлагал для этого принимать заблаговременные меры.