Бессознанка - [10]

Не успел Фухе докурить сигарету, как в коридоре снова послышались шаги, и в двери открылось зарешеченное окошко.

– Ну что, господин комиссар, очнулись? – расплывшееся в довольной ухмылке лицо Мумак Сингха едва умещалось в окошке.

– Это ты меня приложил? – поинтересовался в ответ Фухе.

– Разумеется! – ухмылка Мумак Сингх сделалась еще шире. Фухе очень надеялся, что физиономия индуса сейчас треснет, но этого, увы, не произошло.

– Неплохо, – оценил комиссар. – Но слабовато. После моих ударов обычно не выживают. И ты не выживешь.

Мумак Сингх весь затрясся от смеха, но тут же взвыл, схватившись за левый глаз, в который угодил метко пущенный комиссаром окурок» Синей птицы».

– Первый раз сижу в вашей тюрьме, – сообщил Фухе. – Но должен отметить: окошки в дверях у вас хреновые. Решетка слишком редкая. Ты сам только что убедился.

– Спасибо, что подсказали, – ехидно ответил Мумак Сингх, обнаруживший, что глаз его, как ни странно, цел. – Только вам это уже без разницы. Сегодня у Кали будет в два раза больше пищи, чем обычно.

Фухе невольно вздрогнул, но постарался не показать, насколько его заинтересовали слова Мумака.

– Ага, дрожишь! – по – своему истолковал тюремщик реакцию комиссара. – Ты будешь дрожать еще не так, когда тебя введут в зал Посвященных. Магараджа, этот жалкий драг – дилер, приказал просто убить тебя и его дочь – но мы поступим лучше. Сегодня – ночь Кали. Наша богиня вновь вкусит жертвенной крови – и благодать снизойдет на верных сыновей и дочерей Кали!

Но сначала ты у меня съешь этот» бычок».

Мумак Сингх подобрал с пола угодивший ему в глаз окурок и начал звенеть ключами в поисках нужного. Но тут, видимо, какая‑то мысль пришла в голову тюремщику, и он на мгновение застыл.

– Что, испугался? – подзадорил его Фухе.

– А пусть даже и испугался, – неожиданно легко согласился Мумак Сингх. – Я понял, чего ты хотел! Чтобы я разозлился и открыл дверь – вот тут‑то ты бы на меня и бросился. Да, у тебя был шанс. Но теперь его нет! Я не клюну на эту удочку! Все равно ты скоро отправишься на встречу с Кали.

Тут Мумак Сингха неожиданно заинтересовал окурок Фухе, который он все еще брезгливо держал двумя пальцами. Тюремщик осторожно поднес окурок к мясистому носу, шумно втянул ноздрями воздух…

– Э – э-э, да вы еще и наркоман, комиссар! – снова расплылся в улыбке служитель Кали. – Попросту говоря, торчок! Вот уж от кого – от кого, а от вас не ожидал. О, да у вас еще есть! – Фухе как раз извлек из кармана пачку» Синей птицы».

– А может, и мне дадите сигаретку? – вдруг перешел на заискивающепросительный тон Мумак Сингх. – А я тогда вас совсем не больно зарежу!

– А может, выпустишь? – без особой надежды осведомился Фухе.

– Ну что вы, комиссар, как можно?! Всего за одну сигаретку с гашишем… Нет, не пойдет!

– Ладно, на, травись, – сдался Фухе, передавая через решетку Мумаку сигарету. – Только чтоб не больно резал!

– Да что вы, комиссар, – заулыбался Мумак, закуривая. – Вы даже не заметите ничего! Раз – и перед вами уже Кали.

– Ладно, там видно будет, – мрачно пробормотал комиссар, прикуривая в свою очередь.

– Правильно, правильно, покурите, комиссар, да побольше, – захихикал Мумак Сингх. – Тогда вообще ничего не почувствуете! Ну ладно, пора мне, а то главная жрица ждать не любит. До скорого, комиссар! – и по коридору забухали удаляющиеся шаги.

Фухе остался один. Докурив одну сигарету, он, немного поразмыслив, последовал совету тюремщика и достал следующую.

* * *

Из камеры Фухе, пребывавшего в состоянии полной абстракции, вынесли Мумак Сингх и Рамакришна. Комиссар лишь вяло шевелился и бормотал что‑то невразумительное, вроде: «Мама мыла Раму, мама мыла Кришну, Кришна в харю Раме, Рама в харю Кришне!.. «Это было отнюдь не удивительно: тюремщики насчитали на полу более десятка окурков, а в самой камере стоял ядреный гашишный дух, смешанный с табачным перегаром» Синей птицы».

– Ну вот, и вязать не надо, – заключил пребывавший в благодушно – гашишном настроении Мумак Сингх.

– Зато тащить всю дорогу придется, – мрачно возразил Рамакришна, которому гашиша не досталось.

– Харя Кришны! – подал голос Фухе. – Ну и харя!..

Комиссара действительно пришлось нести почти всю дорогу, поскольку на ногах он стоял плохо, а идти отказывался наотрез. Тем не менее, без четверти двенадцать Фухе был доставлен в храм и на веревке спущен в потайной жертвенный зал.

Рабиндрагурия – стройная черноволосая девушка с широко распахнутыми от ужаса глазами – была уже здесь. Ее не связали – в зале находилось десятка два крепких полуголых мужчин, и бежать девушке было совершенно некуда. Когда из люка в потолке выпал Фухе, принцесса невольно вскрикнула.

– Господин комиссар?! Что они с вами сделали?! Накачали наркотиками?! Изверги! Палачи! Теперь мы погибли!

Рабиндрагурия узнала великого комиссара по фотографиям, которые давно собирала.

– Я сам – м-м н – н-накачалс – с-ся! – с трудом выговорил Фухе и вновь отключился.

Тут глухо застучали барабаны, выбивая какой‑то первобытно – жуткий, засасывающий ритм, участники обряда расселись по местам и затянули загробными голосами:

– Кали – и-и, Кали – ма – а,