Бессонница - [90]

Паша запнулся только на секунду — из-за непривычного ударения. Соображал он быстро. Сообразив, захохотал.

— Заболела теща. Отказался, затем позвонил, что согласен. Но я подумал о тебе — и не принял жертвы.

Я промолчал. Паша посмотрел на часы.

— У тебя есть четверть часа. Ровно через двадцать минут за нами заедет один занятный тип и повезет нас завтракать в самое что ни на есть капище Молоха. Зайдешь за мной?

— Хорошо, я спущусь в вестибюль.

— Как хочешь. Только не опаздывай. Ты же видел, что здесь творится машине не подойти.

После ухода Паши я задумался. Не слишком ли быстро я оттаял? Но встреча в капище Молоха могла быть только деловой, а от участия в деловых встречах я считал себя не вправе уклоняться. Оставалось решить вопрос об одежде. Я выбрал темно-синюю пару, белую рубашку и одноцветный галстук — корректный и непритязательный костюм переводчика.

Успенский не зря просил быть точным, маленький вишневый "ягуар" так и не пробился к подъезду, и мы залезли в него чуть ли не на ходу. Сидевший за рулем седой и морщинистый человек в возрасте, который современная геронтология любезно трактует как второй пожилой, улыбнулся нам, обнажив два ряда зубов слишком белых, чтоб быть настоящими. После первых приветствий я понял, что переводить мне не придется, человек говорил по-русски свободно и даже без акцента, точнее сказать, без какого-либо определенного акцента. На перекрестке он обернулся, чтоб пожать мне руку, и пробормотал: Вагнер. Успенский пояснил: Дэниэл Вагнер, город Акрон, штат Огайо. Медицинское оборудование.

Ехать пришлось, включая стоянки перед светофорами, не больше пяти минут, капище помещалось неподалеку от нашего отеля, на широкой и малолюдной улице в районе Елисейских полей. Здесь не было пестроты и сутолоки парижских улиц, ни киношек, ни бистро, только очень толстые и очень чистые стекла витрин и накладные позолоченные буквы над входами в банки, конторы авиакомпаний и ювелирные магазины. Я не успел разглядеть вывеску капища, как только мы подъехали к тротуару, мальчишка в голубой форменной курточке кинулся открывать дверцу машины, а швейцар в такой же голубой, но расшитой золотым шнуром ливрее распахнул перед нами сверкающую стеклом, начищенной медью и лаком тяжелую дверь. В застеленном мягкими коврами вестибюле к нам бросился третий представитель голубого племени, длинноногий юнец в тесном жилете с золотым аксельбантом, и куда-то уволок наши плащи. Затем нас подвели к лоснящемуся от мебельного лака глухому барьеру, где, как в ложе бенуара, сидели почтенный старый галл с густой седой шевелюрой и слишком черными усами, а чуть поодаль остролицый прилизанный блондинчик; на них были темно-синие костюмы, белые рубашки и одноцветные галстуки, и только голубой овал с золотым ободком на лацканах напоминал об их принадлежности к клану голубых. Мы были представлены как les savants russes, connus dans le monde entier*, старый галл привстал и слегка наклонил тяжелую голову, остролицый оскалил мелкие зубки и выбросил на барьер две регистрационные карточки вроде тех, какие я заполнял в отеле, но на роскошной меловой бумаге с голубым овалом в верхнем углу. Заметив мое недоумение, Вагнер улыбнулся:

______________

* Русские ученые с мировым именем.

— Чистая формальность. В клубе идет большая игра, и полиция требует…

На зеркально глянцевой доске барьера стояла тяжелая бронзовая пепельница с эмблемой клуба и разбросано несколько плоских коробков со спичками и голубых авторучек. Я взял одну, чтобы заполнить бланки, ручка была отличная, не шариковая, а нейлоновая, оставлявшая на бумаге тонкий влажно-блестящий след. Занятый своим делом, я все время ощущал на себе пристальный взгляд остролицего, и меня это немножко сердило — неужели этот тип думает, что я способен сунуть ручку в карман? Заполненные карточки я нарочно возвратил вместе с ручкой. Остролицый сделал отстраняющий жест:

— Oh non, monsieur, c'est notre souvenir*.

______________

* О нет, сударь, это наш сувенир.

Он взглянул на карточку, затем опять на меня, как бы сверяя текст с оригиналом. Чувствовалось, что глаз у него наметанный.

— Приехали изучать контрасты капитализма?

Это было сказано по-русски. Негромко и очень чисто. К тону было невозможно придраться. Если и ирония, то самая невинная, только по отношению к затасканному обороту. Любезнейшая улыбка.

Я прикинул: судя по речи, вряд ли потомок довоенных эмигрантов. Моложе меня, но вполне мог воевать. Весь вопрос — на чьей стороне. Русский? Поляк? Скорее всего фольксдойч.

— Oh nein, mein Herr, — сказал я, улыбаясь еще любезнее. — Ich war in Krieg und ging bis Berlin*. Контрастами я сыт по горло.

______________

* О нет, сударь. Я был на войне и дошел до Берлина (нем.).

Мне удалось на секунду загасить его хорошо отработанную улыбку. Взгляд стал жестким. Но дрессировка взяла верх, и улыбка вновь засияла.

— J'espere, monsieur, que votre sejour chez nous sera utile et agreable*, — говорит он.

______________

* Надеюсь, вы проведете время у нас с пользой и удовольствием.

— Sans doute, monsieur*, — отвечаю я и поворачиваю спину.