Бессмертный город. Политическое воспитание - [33]

Когда тем же вечером он устроился у камина в гостиной, чтобы сделать заметки о прожитом дне, ему показалось, что керамическая головка ухмыляется. Но впервые с момента своего приезда в Н. Жюльен вернулся к привычке, которая была у него несколько лет назад, — вести нечто вроде дневника — и потому ответил этрусской богине довольным подмигиванием.

Появление на следующий день прислуги заставило его окончательно забыть о страхах и тревогах, не дававших ему покоя все это время. Это была девушка неполных двадцати лет, миловидная, спокойная, улыбчивая на вид; стоило к ней обратиться, она тут же краснела. В нескольких словах она объяснила, что выучилась на преподавательницу начальных классов, но из-за экономического кризиса не надеялась найти место в ближайшее время, вот и решила часть дня прислуживать какому-нибудь иностранцу; Жюльен понял, что для нее так проще, чем пойти в услужение к кому-либо из сограждан.

Она тут же взялась готовить ему завтрак, и он мог вволю насмотреться на нее. Он подметил в ней любопытную смесь крестьянки, переселившейся в город, — руки у нее были красные, запястья широкие — и девушки из буржуазной семьи лет тридцать-сорок назад, какими он их себе представлял. Волосы она носила гладко уложенными на прямой пробор, как у того изваяния в лавке Масканиуса. На расспросы о ней и ее семье она ответила, что отец ее — булочник, а сама она хочет уйти в монастырь. Это последнее вкупе со всем тем, что в ней было неожиданного и старомодного, очень порадовало Жюльена, и он продолжил расспросы. Она рассказала, как проводит воскресные дни в компании старухи монахини в монастыре, квадратные крыши и колокольня которого возвышаются над домами на другой стороне реки. И это тоже настолько принадлежало миру его детства или даже детства его отца — очень давно в Ангулеме, — что Жюльен одновременно растрогался и обрадовался. Он подумал, что при других обстоятельствах и в другом месте он мог бы увлечься этой скромной незаметной девушкой, такой непохожей на тех, с кем он был знаком; но то, что он узнал о ней, не позволяло ему ни жестом, ни словом показать свое к ней отношение — это было бы святотатством. Часть утра он провел, болтая с Анджеликой — имя ее и то было слишком прекрасным, — и опоздал на службу.

М-ль Декормон подтвердила слова Анджелики. Отец ее, булочник с улицы Сан-Винченцо, был весьма достойный человек. После трагической смерти жены он взял на себя воспитание двух дочерей. Старшая «плохо кончила», а сам дважды отмеченный роком Иозеф Айгер выпекал лучший в городе хлеб.

— Все знатные семейства Н. покупают хлеб у него; надо бы вам попросить Анджелику приносить по утрам булочки к завтраку: в самой Вене лучше не бывает! — посоветовала старая дева, для которой Вена и Флоренция были примером превосходного качества жизни, тогда как Н. олицетворял собой совершенство.

Затем у Жюльена побывал архитектор Соллер, заверивший его, что сроки отделки консульского особняка будут выдержаны. Это было в четверг утром, в пятницу вечером, к половине девятого, он был приглашен к графине Бекер.

Войдя в парадную гостиную дворца Бекер, Жюльен сразу почувствовал, что в честь его поставлен пышный спектакль. Он опоздал всего на несколько минут, а гости уже все были в сборе: в величественной гостиной среди старинной мебели, канапе и низких столиков каждому было отведено точно рассчитанное место. Сидя или стоя попарно у книжного шкафа или опершись о каминную полку, все приглашенные — человек пятнадцать — разом прервали беседу и заученно улыбнулись ему.

В наступившей тишине от группы присутствующих отделилась женщина, по диагонали пересекла гостиную и, подойдя к консулу, протянула ему руку. Она была не старая; на ней было расшитое золотом черное платье, изумрудное колье, плечи были едва прикрыты легкой газовой косынкой, которая, пока она шла, развевалась за ее спиной. Идя по прямой — казалось, мебель расставлена таким образом, чтобы не приходилось огибать, — она приблизилась к консулу в точно определенном месте, словно нарочно ничем не заставленном, между двумя длинными столами; на одном стояли фигурки арлекинов и коломбин из мейсенского фарфора, на другом возвышалась поразительная скульптура из позолоченного дерева венецианской работы, а рядом располагались два кресла в стиле Людовика XV. Выждав паузу, видимо также рассчитанную, хозяйка подала наконец первую реплику спектакля — она прозвучала по-французски с едва уловимым тягучим акцентом, характерным для н-ской аристократии.

— Я — Моника Бекер. Все мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать ваше появление среди нас.

По гостиной прошел глухой рокот одобрения. Также войдя в роль, Жюльен поклонился и поцеловал руку, скорее повисшую, чем протянутую. Еще немного, и он щелкнул бы каблуками. Послушная немому сигналу, гостиная вновь ожила, лишь когда консул поблагодарил хозяйку за оказанную ему честь. Первая сцена первого акта покорения Н. новым консулом подошла к концу.

Позднее, уже дома, Жюльен будет вспоминать свое появление в узкой гостиной адвоката Тома несколькими днями раньше; перебирая детали, он поймет, что уже тогда у него было ощущение театральности происходящего. «Забавно», — не без удовольствия подумает он. Старик Амири не зря предупреждал: это и была та самая комедия в фантастических декорациях вековых дворцов. С половины девятого с минутами он и сам стал одним из ведущих актеров.