Бессмертные - [67]

— Если бы ты только была моей женой, — прошептал он куда-то ей в горло. — Как бы я мог любить тебя.

— Ты мог бы любить меня и сейчас, если бы захотел.

Он оттолкнул ее чуть ли не грубо, и его лицо исказилось. Затем он взглянул на нее с отчаянием в глазах.

— Давай убежим. Сегодня же, после приема.

— Амос!

— Мы можем это сделать. — Он вцепился в рукав ее платья. — Для кузнеца везде найдется работа. Все, что нам нужно, это бежать.

— У нас нет денег.

Сейчас было не время для глупостей.

— Мы не знаем ни души за пределами Нового Орлеана. Если мы сбежим, то больше никогда не сможем обратиться за помощью к своим белым согражданам. Как долго, по-твоему, мы останемся свободными? Месяц? Неделю?

Плечи Амоса поникли. Правда сокрушила его. Она накрыла ладонью его грудь в распахнутом вороте рубахи.

— Я не хочу, чтобы первым меня коснулся какой-нибудь белый.

— Я не хочу опозорить тебя.

— Мы любим друг друга. И это вовсе не так постыдно, как то, что ждет меня впереди.

Они помолчали вместе еще некоторое время. Она внимательно изучала лицо Амоса: в его глазах отражались борьба любви и вожделения с его представлением о пристойности. Патрисия никогда не была озабочена пристойностью и не понимала, что его останавливает. Увидев, как его широкие плечи чуть расслабились, она поняла, что одержала победу.

— Моя комната находится в задней части дома, — прошептала Патрисия. — С маленьким балкончиком — помнишь такой?

Амос кивнул.

— Я оставлю балконные двери незапертыми. Мы вернемся домой не позже полуночи. Приходи — наверное, где-нибудь час спустя. Если ты возьмешь свои бумаги, то тебе ничто не грозит — люди тебя знают. Годится?

Она все еще побаивалась, что он может отказаться из ложной преданности ей. Но нет.

— Я приду к тебе, — пообещал он.

Солнце еще не покинуло зенит, когда Амос ушел. Патрисия вернулась в дом и наскоро обтерлась влажной губкой, чтобы мать не учуяла запах лошадей и золы на ее коже. К тому времени, как Альтея проснулась, Патрисия уже чинно сидела в шелковом халате на кушетке в гостиной, читая «Баллады» Кольриджа.

— Похоже, ты приободрилась, — заметила Альтея. — Вовремя же ты осознала, насколько тебе повезло.

Патрисия, едва не сходя с ума от предвкушения, постаралась сдержать улыбку.

Когда к вечеру воздух посвежел и тени удлинились, они начали готовиться к первому квартеронскому балу сезона. Сегодня юные девицы встретятся с богатыми наследниками, желающими обзавестись черной любовницей, чтобы скоротать время до брака с белой девушкой.

«Время показать себя с лучшей стороны», — с горечью подумала Патрисия.

Она капнула туалетной водой себе на запястья и горло и спрятала в складки платья вербеновые саше, чтобы источать приятный запах, как бы жарко ни стало в полном людей зале. Пудра не позволит ее лицу залосниться и заставит кожу казаться еще бледнее.

Альтея обернула горло дочери кружевной ленточкой и закрепила спереди камею. Потом затянула на Патрисии корсет; он оказался до того тесным, что у девушки едва не закружилась голова, зато мать объявила, что теперь платье будет ей впору.

— Восемнадцать дюймов, — гордо отметила Альтея, помогая Патрисии шагнуть внутрь юбки с кринолином. — Такая же тонкая, как была моя, пока я не родила тебя.

Едва способную дышать Патрисию совершенно это не волновало — по крайней мере, до тех пор, пока она не увидела себя в зеркало.

Платье было из бледно-лилового атласа, с оборками из тонкого кружева у манжет и поверх широкой юбки-колокола. Низко вырезанный лиф позволял видеть соблазнительную грудь. Патрисия не сомневалась, что ни одна девушка в Новом Орлеане не сумеет затмить ее этим вечером, и на миг ее гордость заслонила стыд.

«Жаль, что Амос не сможет увидеть меня такой, — подумала она. — Он был бы потрясен».

Но он не увидит ее этим вечером. Вместо этого она будет выставлять себя напоказ перед мужчинами, желающими взять ее на содержание, — и возможно, среди них будет тот, кто навсегда отнимет ее у Амоса.

В ожидании ночи она испытывала трепет предвкушения, но тем не менее ясно сознавала, что ее участь почти решена. Вскоре они с Амосом станут любовниками, но все равно ей суждено сделаться содержанкой белого мужчины. Его игрушкой. Его собственностью во всем, за исключением названия.

— Затягивай сильнее! — проворчала Альтея, вернув Патрисию обратно в реальность, где она, в свою очередь, зашнуровывала корсет на матери. — Право слово, я понятия не имею, где порой блуждают твои мысли.

* * *

Коляска прибыла за ними сразу после заката, и Патрисия с Альтеей отправились в зал Лафайета. Лошадиные копыта и колеса экипажа грохотали по мощенным булыжником улицам, а газовые фонари на каждом углу разгоняли темноту.

Бок о бок они вступили в бальный зал, и это мгновение было последним, которое им удастся провести вместе — пока не кончится ночь. Как обычно, приятельницы Альтеи увлекли ее в уголок, чтобы там пить пунш и сплетничать. Патрисия могла бы поискать собственных подруг, встревоженных не менее, чем она сама, но ей совершенно не хотелось общества.

Оркестр еще настраивал инструменты, когда начали входить мужчины. Сперва прибывали в основном старшие джентльмены, проводящие время с матерями, — их Патрисия уже знала. Она заметила мистера Бруссарда, смотревшего на нее с плохо скрываемым интересом — по крайней мере, до тех пор, пока Альтея не взяла его под руку и не принялась расточать любезности, которые ему так нравились.