Бессмертные карлики - [2]

Раймон Сен-Клэр был добросовестный человек. Он основательно позаботился о своей внучке и оставил ей, как наследство, превосходное воспитание, которое, вместе с прирожденным стремлением к самостоятельности, должно было охранить ее от первых опасных рифов молодости.

С глубоким вздохом профессор встал на ноги, но вдруг остановился, словно пригвожденный к земле. Прямо на него двигалась небольшая змея, с красно-коричневыми разводами на коже и с удлиненной головой. Сен-Клэр хорошо знал это маленькое животное. То был урутус, владелец солнечного камня, на котором сидел профессор, ядовитейшая и опаснейшая из всех змей в девственных лесах Южной Америки… Невольно дряхлая рука его стала искать у пояса револьвер, но вдруг остановилась…

Случилось нечто необыкновенное. Маленькая кровожадная змея уже подняла свое тело, намереваясь укусить старика, но как будто внезапно одумалась. Она раскачивала головой из стороны в сторону в какой-то нерешительности, — потом отказалась от нападения и медленно уползла в чащу.

Старик с грустью улыбнулся. Странное отступление змеи было для него почти разочарованием. Он знал, что оно означает: урутус никогда не трогает умирающего человека.

Но он еще жил. У него было нечто, что он должен был оставить в наследие людям. Одно из удивительных открытий, доступных только тем, которые доводят свои исследования до грани между жизнью и смертью.

То было лишь несколько скромных чисел; но они должны были поднять неслыханное кудахтанье в курятнике науки. Его имя было хорошо известно в ученом мире. Ни один знаток не усомнится в его показаниях, — тем более, что за успех он уплатил ценой своей жизни. Теперь необходимо было найти кого-нибудь, кто мог бы передать его завещание человечеству. В нескольких километрах к востоку блестел огонь в стоянке белого человека. Теперь он должен был собрать весь остаток своей воли, чтобы израсходовать ее до конца.

Спокойные и зоркие глаза исследователя приняли выражение твердой решимости. Он сложил с себя все лишние предметы, и оставил только лесной нож и револьвер. И колеблющимися шагами он продолжал свой путь к востоку. Он шел, словно слепой. Механически спускался он по крутым откосам скал. Порой он падал, но быстро поднимался снова. Он шел все дальше и дальше по направлению к равнине, к медленно исчезавшему столбу дыма, шел, не обращая внимания на колючки, царапавшие его, и на диких кошек, разбегавшихся перед ним, так как он был отмеченный смертью человек.

Наконец, он достиг степи. Язык прилипал к его гортани, и лихорадка трясла его тело. С закрытыми глазами и с опущенной головой он пролагал себе дорогу через густую траву, словно бык, ощущающий сталь матадора на своем затылке…

Внезапно колени его подкосились, и он упал навзничь. Так лежал он в течение нескольких минут, и хриплый звук вырывался из его измученной груди; затем он повернулся на бок и попытался подняться. Он хотел крикнуть, но издал лишь слабый стон. Итак, ему не суждено было достигнуть своей цели!

Непреодолимое желание бросить все и уснуть охватило его. Он пытался освободиться от этого чувства, но оно давило его, словно стопудовая тяжесть…

Тогда слабая искра блеснула вдруг в его серых глазах. Его рука ощупала револьвер и вытащила его… Большой браунинг упал и остался лежать подле него… Последним усилием схватил он оружие. Слабый палец нажал на курок, и над ширью бесконечной прерии раздались три глухих выстрела.

2. ИНДЕЕЦ ПЛЕМЕНИ ТОБА

Паквай, цивилизованный индеец племени тоба был не только мыслителем, но и мечтателем. Иезуиты из Парагвая уже давно лишили его собственной индейской культуры. Она невысоко ценится испанцами и евреями Аргентины. Кроме того, он приобрел много полезных знаний, которые пригодились ему в общении с белыми людьми. Его покойный учитель, отец Амброзио, был человек весьма образованный, но в своем преподавании не мог отрешиться от чисто иезуитских приемов. Сын Шакона[7] научился скрывать свои мысли и приобрел тот опыт, который дает человеку господство над людьми.

Это умственное превосходство было причиной того, что у Паквая было много друзей как среди белых, так и среди краснокожих. Никто так основательно, как он, не изъездил огромный южно-американский материк, от Огненной земли и до большой водной границы у Ориноко. Никто не был знаком со всеми различными индейскими диалектами так, как он, и если какой-нибудь европеец организовывал экспедицию в местности, где редко ступала человеческая нога, Паквай всегда оказывался бесценным проводником.

Иногда он отрясал с ног своих пыль цивилизации и отправлялся один в те места, где его опасные и воинственные родичи еще и поныне не прочь сожрать с хорошим аппетитом своих врагов.

В течение целых веков эти тоба выдерживали, подобно стене, все натиски с юга и с севера. Они отличались от других родственных племен бросавшимися в глаза светлыми волосами и светлой кожей. В них было некоторое сходство с альбиносами, но их глаза были серо-голубого цвета и составляли замечательный контраст с желто-бледной кожей и почти золотыми волосами. Тип же лица был чисто индейский, с покатым лбом, выдающимся величаво-орлиным носом и мягко округленным подбородком. Прихоти природы многообразны, и тоба были тому ярким примером.