Бессмертие - [11]

Слиянье струй

Биенья солнечной лагуны

Сольются с Ладожской волной

И зазвенят Firenz'ы струны

Под новгородской пятерней.

И, устремлению монгола

Уйти от выжженных степей

От принужденности тяжелой

К свободе солнечных путей.

Подставят парус буревестный

Прибрежий финских моряки,

Чтоб от земелий принебесных

Итти туда, где маяки

Пылают днем, сияют ночью

И рвут наземную тоску

Незамолкающим пророчьем,

Что есть дороги к маяку.

Земля кипит великой схваткой –

– И Питер сходится с Москвой

В дороге парусной крылатки

И тюбетейки кочевой.

И к небу поднятые взоры

Горят созвездьями в словах,

Как яркоцветные узоры

На ярославских кружевах.

И. Логинов

Пульс стихии

Вы слышите хаос в базарном гвалте

На рынке Космоса счисленье новых смет

Готовит счет утонченный бухгалтер

Король семи планет.

Раскинут невод солнц рукою человечьей

Смеется в облака играющий Пьеро

И разгибает раб натруженные плечи

Закончивши истории урок

И четкий пульс астронома рукою

Прощупанный давно в узле предвечных сил

Над миром радостно взметнул: Эван Эвое

И сердце и рассудок примирил

Растоптано предвечное растленье

Разорван круг космических колец

И звонко мировое солнцебьенье

Равняет ритм восторженных сердец.

Живет закон играющих инерций

И Космоса растрепаны листы –

По солнцу мы равняем стрелку сердца

И страсти и рассудка и мечты.

29. VIII.22 г.

Е. Маркон

Забыли

Ложись и плачь слезами детскими,

Обидчиво и жалко плачь…

Словами больными и хлесткими

Стегай ленивый тихий плач…

И променяй досаду скучную

На сладко-солоную грусть –

Обиду тонкую и вкусную

Твое вкушает сердце пусть!

Пусть горечь будет не отравою

Прозрачно грезовым цветам

– Пикантной острою приправою

К наивным девичьим мечтам!..

И рядом с милой незабудкою

Пускай взрастет цветок иной:

И будешь ты печально-хрупкою –

Не только милой и смешной…

Дождю

В сенях переулка осенних

Отдаются шаги дождя,

Согнувшись под гнетом лени,

Мы шагаем: дождь и я;

Никому ненужной клячей

По пустым закоулкам иду,

Но не так уж одиноко значит:

Ты со мной – мой скучающий друг!

Как и я, – безнадежный и нудный,

Опостылевший себе и другим…

Вот в мертвящем и жутком безлюдьи

Ты коснулся моей руки;

Не рукой коснулся, а слезинкой –

Ты еще плаксивее чем я.

Плачешь так же, безмысленно и липко

Обидою сердце щемя…

К. Якобсон

Время

Оно шагает на меня,

Шагает Бело-Высокое Время,

Стелет дни,

Тканные визжащей кровью разлук.

О чьи же, чьи же лилии

Взметнувшихся рук

Вырастут из сердца,

Колесованного мужскими гаремами

Каждый вечер, неделю, год

Та же та же тема

Роняет меня в одиночество.

Вздернувши выше неба.

Моя голова – черная хризантема –

Каждый вечер расцветает

В комнатной тишине.

В. Берг

Октябрь победы

Грабители стихии,

О, люди мысле-звери!

Сосать весны стихи,

Из Космоса артерий!

Утопий сочные ракеты

Вонзают сердце в солнца сеть

– Непознаваемого нету,

Одно непознанное есть!

На наковальне духа

Мозг, – Космоса кузнец –

Взметнет рычаг науки

Начало и конец.

Планет блестящие истоки

Людей измерены рукой –

Мы в электрические токи

Включим сирот бездомный строй!

Вселенная застонет

В работе разум блок

Легко в планетном доме

Нам уничтожить Рок

Как взрыв борьбы начало,

Пой взлетных зорь Зарю! –

Сама весна отдалась,

Красавцу Октябрю!

Иер. Ясинский

Разбейте скрижали

Отриньте ветхие обманы,

Покиньте сумрачные страны,

Час пробил золотой поры:

Плывите в новые миры!

Разбейте гладкие скрижали,

Что добрые вам начертали, –

И в довершение игры

Разбейте добрых о скрижали.

Движение биокосмизма в Петрограде

Обыватель, стукаясь лбом в стенку надвигающейся идеологии, всегда похож на Тараса Скотинина, стукающегося лбом о ворота. Конечно, всегда в результате страдает лоб. Но иногда он бывает такой удивительной гранитной прочности, что даже энергетика учения, молодого, как вселенная, не всегда может прошибить его сразу. Можно сделать комплимент петроградскому обывателю. В сравнении с обывателем Москвы он оказался гораздо менее сонлив и туп, чем этого можно было бы ожидать. Есть основание думать, что причина этого просто малолюдность города. Чем меньше людей, тем меньше идиотов. Но там, где их нет вообще, весьма трудно найти и умного человека. Очевидно, народонаселение Петрограда как раз дает ту пропорцию, при которой умные уже заметны, а идиоты еще не все видны. Движение биокосмизма по стогнам северной столицы служит тому лучшим подтверждением. Сначала, как и следовало ожидать, озлобленная ругань, всегда одинаковая как грязь в уборных; потом – момент некоего «мистического» колебания; и, наконец, – «бешеный стадный восторг». Отсутствие середины, вдумчивого, четкого понимания, вгрызания в идею весьма печалит пропагандистов биокосмизма. Легко в хаосе митинговой суеты растерять и ослабить цельность идеологии, выношенной на помете тысячелетий, как прекраснейшее блюдо эпохи. Первым вечером, на котором публика почти выдержала экзамен по биокосмизму, был вечер «бессмертия» у Шредера, на Невском, 52. Попытки некоторых местных пишущих человечков оттенить себя на фоне биокосмизма не удались. Наоборот: биокосмическая идеология захлестнула их целиком, как она захлестывала до сих пор все – от Константина Олимпова до Хлебникова. Очередной понедельник в институте ритма, Ауэра, на Миллионной, не состоялся. Выступление в студии Чекан (третье или четвертое, остальные можно не считать) окончилось полным разрывом с наполнявшей зал нудной и малочисленной толпой поэтиков, упорно прожевывающих свои собственные мозги и мясо там же еженедельно. Это было единственным серьезным явлением в хронике биокосмического скандала. Биокосмисты, поддержанные очень немногими, покинули зал. Первым большим стадным вечером в стиле ярмарки Маяковского в Политехническом музее в Москве, или религиозного базара в Городской Думе здесь, – был вечер в зале Петропролеткульта. 600 или 700 двуногих, набитых в пространстве тесного мешкообразного каменного куба, – так потели и отравляли воздух испарениями в таком потрясающем количестве, что было очень трудно дышать и говорить.