Бессмертие - [45]

— Надо переменить огневую точку, — сказал сержант. — Отступать нельзя, но надо обмануть их.

Тарас выругался и помог оттащить пулемет и патроны на новое место.

Сержант заправил ленту, смахнул пот со лба и прижался к земле. Снаряд тяжко ухнул вправо от него.

Солдаты вновь заполнили всю переправу. Сержант со всей яростью нажал на гашетку. Вокруг рвались мины, взлетали в небо песок и тина с клочьями камыша, но, кипя от ненависти, он видел только одно — эту смертную переправу и солдат, бегущих ему навстречу, и падающих в воду, и поднимающихся под его пули.

Какая-то радость вдруг запела в его душе, и он на мгновение закрыл глаза. Над переправой взвились фонтаны воды, и она рухнула от взрыва авиабомб, свалившихся с неба, полного звезд.

К берегу подошло подкрепление.

Сержант увидел на краю окопа Тараса, склонившегося над своим товарищем, застывшим у пулемета. Тарас, видимо, был ранен. Прижав левую руку к груди, он шептал сердечно:

— Держись, дорогой… Нам некуда отступать, дорогой…

ЖИТЬ ХОЧЕТСЯ

Они стояли плечом к плечу и видели перед собой поверхность реки, еще покрытой утренним туманом.

— Теперь уж немного осталось ждать, — сказал Никита. — Он только поговорит по телефону и вернется.

Они посмотрели и вправо и влево. По концам моста стояли немецкие часовые. Чуть подальше готовились к бою расчеты зенитных батарей. Никита и Вася знали, что позади стоит с автоматом через плечо немец с ефрейторскими нашивками и сплющенным носом, очевидно, боксер. Им хотелось обернуться. Но оборачиваться было опасно: у ефрейтора могли возникнуть подозрения, а это не входило в их планы.

Они привыкли выпутываться из самых сложных положений, и было глупо и на этот раз не попробовать остаться в живых. Но офицер не шел, а это уже было хуже.

С каждой минутой в их распоряжении оставалось все меньше и меньше времени. Они знали, что мост взлетит на воздух самое большое через пятнадцать-двадцать минут.

— Ни черта он не придет! — сказал Вася и облизал губы, рассеченные рукояткой офицерского пистолета. — Давай лучше подначим фрицев.

— Эй ты, сволочь! — сказал Никита. — Знаешь, как называется река?

— Молшать! — сказал ефрейтор.

— Ну его к черту! — сказал Вася. — Не связывайся с ним!

Они молча продолжали смотреть на реку и на мост. Мост был деревянный. И, когда по нему шли автомашины, он поскрипывал и качался.

Было так тихо, что всплеск щуки был звонок, как пощечина.

— Осталось не больше десяти минут, — сказал Никита и инстинктивно повернул голову влево.

Офицер торопливо приближался к центру моста. Он подошел к ефрейтору и сказал ему что-то отрывисто. Ефрейтор отошел на противоположную сторону.

Офицер взвел автомат и прижал приклад к животу.

— Скоро, что ли? — спросил Никита.

Офицер развязал им по очереди руки.

— Вы были здесь не зря, — сказал он по-русски. — Будем откровенны, как солдаты. Вы хотите жить?

Вася провел языком по нижней губе и посмотрел на Никиту и на восход, левее его.

— Мы не солдаты, — сказал он. — Мы матросы. Морская пехота.

— А-а… — снисходительно улыбнулся офицер. — И вы выполняли какое-то задание, а потом вышли на шоссе и тут вас поймали?

— Конечно, — сказал Никита, — у нас было задание. Мы шли из окружения и пробирались к своим.

Это было ясно и так. Офицер ждал, что скажет этот мальчишка, так упорно молчавший до сих пор вместе со своим товарищем.

— Зачем ты разговариваешь с ним? — сказал Вася. — Все равно это не спасет нас.

— Я не буду лгать, — сказал офицер. — Это может отсрочить расстрел, и только. Дней на пять.

— Мне бы этого хватило, — сказал Никита. — Хочется в последний раз посмотреть на солнце. А тебе?

Вася улыбнулся. Он понял, что это говорится для того, чтобы оттянуть время и приступить к каким-то действиям.

С Никитой всегда было так. В опасный момент он говорил, что страшно хочется жить, и неожиданный маневр не раз спасал безнадежное дело. Вася ждал этой фразы.

— Мне страшно хочется жить, — говорит он как можно безнадежнее и делает два шага к офицеру. — Вы ведь тоже, наверное, не хотели бы умереть?

Офицер заложил автомат за спину, и в уголках его губ дрогнула снисходительная улыбка. Никита сделал еще шаг.

— Неужели ты струсил? — сказал Вася.

— Жить-то хочется, — сказал Никита. — И травка хочет жить. И птичка.

По лицу офицера пробежала тень. Улыбка в уголках губ мгновенно потухла. Он отвел автомат из-за спины, но уже было поздно.

Резкий удар в скулу снизу вверх, падение, очередь из автомата и всплеск воды — все это произошло в одно мгновение.

По мосту бегал ефрейтор. Он кричал что-то, и часовые, взведя автоматы, целились в воду, в широкую спину Никиты, топившего офицера.

Пули чертили пунктир впереди и позади него, и он нырнул, не выпуская офицера. Немец плавал лучше Никиты и вырвался из его рук. Легко выкидывая руки, немец плыл брассом. Фашисты вытащили пулемет. Теперь они охотились за Васей. Они ни на секунду не выпускали его из-под пуль, и Никита во что бы то ни стало решил догнать офицера.

Никите мешали широкие немецкие сапоги, снятые с убитого солдата, и он нырнул. Он легко освободился от них и стал настигать офицера, уносимого течением к левому берегу, к плавням. Плавни были уже близко. В этот момент Никита нырнул и ухватил немца за ногу.