Бессмертие графини - [63]
Я легко могла бы внушить ему что угодно, но разумеется, я хотела, чтобы он сам захотел меня. А еще все мои силы уходили на то, чтобы не убежать самой.
Еще один шаг вперед и, не выдержав, он схватил меня в объятия.
Я делала это с вампиром, будучи человеком, но я и представить не могла, какого это делать с человеком, будучи вампиром.
Живой запах его крови будоражил меня, и когда мы оказались ближе, страх ушел, оставив только этот запах и головокружение. Я любила холодные жестокие объятия графа, любила и до, и после обращения, и ничто не могло сравниться ними. А потому я думала, что мне придется пересиливать себя, чтобы пойти на близость с другим мужчиной.
Так было лишь первые мгновения, а потом жажда взяла верх, смешавшись с эротическим удовольствием. Прежде я всегда пыталась закончить со своими жертвами быстрее и никогда не рассматривала их в этом плане, но теперь понимала, почему граф навещал меня каждую ночь.
Близость горячего тела подогревала и мою, уже несколько сотен лет как остывшую кровь.
Я думала, что я давно научилась контролировать жажду однако никогда прежде я не делала того, что делаю сейчас. Мне приходилось не только сдерживать свои силы, чтобы ненароком не раздавить его в объятиях, но и пытаться не прокусить его тонкую кожу в порыве страсти.
То, что граф вытворял со мной и моим телом было за гранью реальности. Он перемешивал понятия боли, удовольствия и желания, возводя в абсолют каждое из них.
То, чем я занималась сейчас с конюхом было основано на жажде, и жажда была движущем механизмом.
Два совершенно разных чувства, хотя делали мы, в основе, одно и то же.
Но закончилось все совершенно неожиданно, и вовсе не так, как я представляла.
Когда мы оба уже были близки к концу, дверь распахнулась и на пороге появился… Эшвард. Увлеченная стуком горячего сердца, я совершенно не услышала, как он вернулся в замок. Но если Эш тут, то и граф…
— Вот оно, значит, как, — хмыкнул Эш, сложив руки на груди и опершись о косяк.
— Господин, — подскочил мой горе-любовник, и попытался натянуть брюки, но запутался и совершенно нелепо упал.
— Иероним, — старое имя совершенно неожиданно выскочило из меня.
Я была растеряна и не знала, что больше приводит меня в ужас — то, что мой бывший рыцарь стал свидетелем этого непотребства, или же то, что он может рассказать об этом графу.
Конечно, я знала, ради чего делаю это, но судя по взгляду Эшварда сейчас я окончательно упала в его глазах.
— Эшвард, — поморщившись поправил меня он. — А ты еще хуже, чем я думал. Строила из себя безвинную овечку, страдающую от диктатуры графа, а сама развлекаешься, пока он не видит. И сколько веков ты уже ставишь ему рога? А я ведь когда-то считал тебя настоящей… дурак. Впрочем, это только твое дело. И тебе повезло, что граф задержался. Тебя он бы может и не убил, но страдала бы ты знатно. Он бы не спустил это просто так.
— Эшвард, ты…
— Я не скажу ему. Он слишком властен и упивается этим. Из-за него мы уже столько лет торчим в этой глуши рядом с волками да необразованными крестьянами, — он вздернул голову, как ребенок, что недоволен решениями отца, но не смеет ему перечить. — Вот только конюха придется убить. Принуждение графа сильнее нашего и пока твой горе-любовник жив, есть шанс, что граф обо всем узнает.
— Нет! Так нельзя! — отшатнулась я.
Я уже оделась, а вот конюх, что поднялся и снова пытался натянуть брюки, от его слов побледнел и выронил их.
— Господин, но за что? — дрожащим, ничего не понимающим голосом выговорил он.
— Если ты не можешь, то это сделаю я, — спокойно ответил Эш, а после подошел и, не успела я ничего сделать, как он вцепился конюху в горло.
Спустя минуту конюх, уже мертвый, упал к его ногам, а Эшвард, все так же спокойно перешагнул через него.
— Что? — вскинул он брови, платком утирая кровь со своих губ. — Я собираюсь скрыть это от него, и если он узнает, то не пощадит. У меня же нет между ног того, что есть у тебя.
И он вышел, а я же, перехватив тело несчастного, что умер по моей вине, побежала за пределы замка.
Эшвард слукавил.
Мы могли просто отослать этого мужчину в другую страну и граф не стал бы его искать. Да и зачем бы ему было искать неизвестного конюха? Он даже не заметил бы, что тот уехал, как сейчас не заметит, что он пропал.
Однако, как оказалось, на счет последнего я ошибалась.
Граф заметил.
— Ты решила изменить своим принципам? — поинтересовался он спустя пару дней.
— В смысле? — не поняла я, хотя сердце тревожно забилось.
Вдруг он как-то узнал о произошедшем? Вдруг Эш рассказал ему?
— Одного из конюхов не хватает. Я слышал, другие слуги ищут его. Он собирался жениться на какой-то девчонке, но после пропал. Невеста в слезах и утверждает, что он не бросил бы ее. Значит его убили либо ты, либо Эшвард. Но малыш Фарго слишком любит мучения, чтобы прикончить конюха так просто, да и вообще предпочитает девушек. Хотя в этом я его понимаю.
— Конюх… — я замялась, не зная, что мне сказать, но граф и не ждал ответа.
— Можешь не оправдываться. Я рад, что вампир в тебе все же иногда берет верх. А люди… какая разница. Одним больше, одним меньше, — и граф провел руками по моей талии. — Ты взволнована.
Сокрушенная смертью матери, Анжела приезжает в родной город. Она расстроена и мечтает о переменах. От грустных мыслей ее отвлекает новый ученик – мрачный и язвительный Дэймон. Анжела, сама того не желая, постепенно влюбляется в него, даже не подозревая, что за маской школьника скрывается Первый Ангел-Хранитель на Земле. Любовь девушки и ангела – что же может быть прекрасней? Вот только Дэймон уже не тот ангел, каким был раньше…
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.