Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании - [148]
Единственное, что сделал Петр, это слегка поменял этнический состав русской элиты, онемечил ее, сделав более заточенной под европейские реалии. Языки, парики и прочая галантерейность… Так что, столетие спустя, она по-русски даже и разговаривать-то не вполне умела. Но это — нюансы, не меняющие сути. Ибо суть всегда была и оставалась одна: собольи шкурки в обмен на швейцарские часы. Вся огромная Сибирь была захвачена исключительно для одного: ясак в царскую казну. Мягкая, то есть, рухлядь. Не так уж и давно — по историческим меркам — замененная на нефть с газом.
Но все это удовольствие мы с Вами наблюдаем, обозревая русскую аристократию, сидящую на стуле № 1. А ведь был еще и стул № 2. На котором покоилось все то же седалище. Но выглядело оно уже категорически иначе!
Все дело в том, что развитие европейского торгового класса рано или поздно, но с неизбежностью приводило его к простой и очевидной мысли:
— А на фига сдались нам эти уроды? — начинал понимать вдруг Herr, ну допустим, Klaus. — Что это мы, такие умные, неужели сами не сумеем выкачивать из русских аборигенов куньи шкурки, пеньку, чугун или нефть с газом?
— Ваша правда, почтенный сосед! — отвечал ему не менее почтенный Herr, к примеру Manfred. — Вот и племянник Михель, здоровый уж лоб, к делу пристраивать пора, а некуда — все места заняты. А там такие перспективы!
И, натурально, племянник Михель вместе с кузеном Франсуа, выстроившись клином, сиречь свиньей, прибывали на русские равнины — принимать дела у дирекции местной торговой фактории. Простите, у русской аристократии. Надо ли говорить, насколько последней не нравились такие повороты в кадровой политике торгового дома "Европа и Ко"!
Понятно, что русская дир…, простите — аристократия — аргументировано возражала. Как правило, ее аргументов оказывалось достаточно. И после захоронения трупов и обмена военнопленными восстанавливался stats quo. лучшие люди Russland’а собирают и концентрируют ресурс для отправки его на европейские рынки. Они же получают взамен соответствующие исторической эпохе цацки.
И все бы хорошо, но тут заколосившаяся в Европе индустриальная революция добирается до военного дела. У Франсуа и Михеля появляется оружие и военная организация, делающая их существенно сильнее русских коллег. Появляются не умозрительные, а вполне реальные шансы призвать к порядку зарвавшуюся региональную администрацию русского филиала. И провести уже, наконец, давно назревшие кадровые перестановки.
И вот тут-то лучшие люди России внезапно оборачиваются к прежде социально близким им европейцам той стороной седалища, что все это время мирно покоилась на стуле № 2.
— Oh, mon dieu!.. O, mein Gott! — хором восклицают пришедшие на собеседование в 1812 году Франсуа с Михелем. — Эти чертовы русские воюют не по правилам! Они привлекли для выяснения отношений между благородными людьми — народ! Alarme! Les partisans!..Alarm! Partisanen!..
И тут европейцев вполне можно понять. Это действительно было совершенно не по правилам. Народ — сам по себе — не воевал уже много веков. Ни в Европе, ни в России. Только — в гражданских войнах, когда все воюют со всеми. А так — ни-ни! Народ был трудовым и налоговым ресурсом, за который сражались между собой лучшие люди. Это — да, было. Еще он был рекрутируемым аристократией пушечным мясом. Это тоже — в порядке вещей, когда в форме и при знаках различия. А вот чтобы выступать в войне как более или менее самостоятельная сила — нет, это было просто даже неприлично.
Ну, представьте себе. Забита стрелка между пацанами — на тему, кто будет крышевать квартал питейных заведений и общепита. И тут одна из сторон, крышевавшая этот квартал прежде, приводит на стрелку вместе со своими быками — поваров и официантов, наскоро вооружив их кухонными ножами и мясницкими топорами. Это я Вас спрошу, как — по понятиям?!
Нет, государи мои, это — никак не по понятиям…
О чем и пытались втолковать нашим лучшим людям перебравшиеся обратно на ту сторону Немана остатки кадровой комиссии. На что тут же получили ошарашивший всех ответ:
— А клали мы на ваши понятия, — на полном серьезе отвечали потрясенным европейским кадровикам лучшие люди с русского отдела. — Это у вас, там, в Европе понятия. А у нас здесь, в России, свои понятия. И вообще тут вам не здесь! Да, азиаты мы… Да, скифы мы! Типа — с раскосыми и жадными глазами. Мильоны, говорите вас? Хе, а нас тьмы и тьмы, и тьмы…
Ну, и далее по тексту, смотрите у Блока — там все написано.
Это они так европейцам втирали. Чтобы те не очень-то… А к народу совсем другой базар пошел. Мол, брателло, мы с тобой одной крови, типа — ты, и я! Мы с тобой оба русские, православные, нам с тобой всякие европы — не указ! Эх, вдоль по Пи-и-и-те-е-р-ской… Не, ты пахать-то не забывай, arbeiten, arbeiten, khoroschiy muszik!
— Простите, господа… — начинали было крутить свою волынку совершенно уже растерянные европейцы, — а как же…
