Беспощадный. Ко времени моих слез - [24]

– Я понял, – закивал Веллер. – Переселим к рынку, там у нас шестнадцатиэтажка скоро сдается. Всего в двух кварталах от Большой Покровской.

– Это правильно, – снисходительно кивнул Гордей, берясь за чашку с кофе. – Одной заботой у вас будет меньше.

– А остальных?

– Разберитесь и с остальными. Мы будем следить за ходом дела. У нас везде свои люди.

– Я понимаю… Но вы в случае чего…

– Можете рассчитывать, – подобрел Гордей. – Будете сотрудничать с нами, вам это зачтется. Скоро выборы в городскую Думу, и вы должны успокаивать людей, а не возбуждать.

– Я понимаю…

– Вот и отлично. А о моем визите вашему начальству знать не обязательно. Если понадобится, мы сами его известим.

– Ее… глава Управы – Любовь Егоровна…

– Само собой разумеется. Вот телефончик. – Буй-Тур протянул хозяину кабинета кусочек картона с золотой птичкой и номером телефона, без имени и фамилии. – Если у вас появится информация – позвоните мне.

Телефон был настоящий, мобильный, хотя им Гордей пользовался редко. Определить по нему настоящего владельца номера было невозможно. Однако заместителю начальника Управы знать это было не нужно.

– Конечно, конечно, Юлий… э-э, Сергеевич. – Веллер спрятал визитку.

Допив кофе, Буй-Тур пожал вялую потную руку Герберта Эмильевича и вышел, пообещав наведаться «через неделю». Он не был уверен в действенности своей «терапии», но не сомневался, что коммунальный начальник все же исполнит данное обещание и переселит бабушку Аграфену поближе к ее нынешнему жилью.

Вечером Гордей рассказал старушке историю своих вежливых бесед «с властями», и обрадованная Аграфена Поликарповна даже всплакнула, пораженная успешной попыткой внука восстановить справедливость. Уснула она нескоро.

Гордей тоже долго не ложился спать, прокручивая в памяти все свои перипетии разговоров с начальницей ЖКУ и замом главы Управы. В конце концов он согласился с собственной оценкой ситуации, что все закончится хорошо. Даже если начальница ЖКУ обратится в Управу, ей объяснят, что происходит, а ее «крыша» вряд ли захочет связываться с Управлением «Р» Федеральной службы расследований. Пусть представитель этого Управления полковник Тимошенко и не существовал в природе.

Однако на душе у Гордея так и осталась царапина: его метод восстановления справедливости был далеко не безупречен. А главное – не гарантировал стопроцентного результата.

Ничего, в случае чего я еще раз приеду, пообещал он сам себе, и уже не один, а с группой. Посмотрим тогда, чья возьмет.

Внезапно зазвонил мобильник.

«Неужели Веллер? – удивился Буй-Тур. – Что там у него стряслось?»

Но это был не заместитель начальника Управы.

– Добрый вечер, Гордей Миронович, – раздался в трубке голос главного наводчика ППП Афанасия Петровича Лапина. – Ты где?

– В Нижнем, – ответил озадаченный Буй-Тур.

– Возвращайся, есть дело.

– Что случилось?

– В общем-то, что и обычно. Трупы.

– Конкретнее.

– Чеченский синдром.

– Где?

– Волгоград, Ростов, Челябинск. Убито двадцать семь человек, в основном русские, два украинца, армянин. В общем, дело не терпит отлагательств.

– Я давно говорил, что пора мочить этих гребаных «шахидов», житья не дают!

– Завтра в двенадцать сбор по сигналу «Вихрь».

– Есть.

Связь прервалась.

Буй-Тур выключил телефон и с грустью подумал, что побыть с бабушкой подольше и окончательно успокоить ее не удастся. Его ждала работа.

Федоров Кострома – Москва

1 декабря

Лев Людвигович с детства отличался упорством в достижении цели. В Московский инженерно-физический институт он поступил только с третьего раза, но все-таки добился своего, не изменив ни мечте, ни характеру. Закончив институт, он поступил в аспирантуру, хотя рано оставшаяся без мужа мать Федорова не могла реально помочь сыну деньгами, и ему пришлось учиться и одновременно зарабатывать на жизнь и платить за квартиру, которую он снимал на окраине Москвы.

В двадцать пять лет Лев Людвигович женился на студентке медицинского института, тоже иногородней, как и он сам. Но брак его неожиданно оказался настолько удачным, что вытерпел все жизненные потрясения, неудобства, отсутствие собственного жилья, денежных средств и перспектив. Единственное, с чем никак не мог смириться Лев Людвигович, это отсутствие детей. Лена по каким-то физиологическим причинам никак не могла родить, несмотря на все попытки медиков помочь супругам обзавестись ребенком. Спустя тридцать лет совместной жизни с женщиной, которую он любил, Федоров перестал мечтать о ребенке, всецело отдаваясь работе и своей выстраданной теории.

Конечно, он понимал, что добиться признания в столь консервативной среде, как академическая наука, очень трудно, если вообще возможно, однако упрямо шел вперед, экспериментировал, описывал опыты, писал статьи и книги и продолжал обивать пороги кабинетов академиков, известных ученых и чиновников, отвечающих за развитие науки в стране. Пока безуспешно. Его не пускали на академический Олимп, ибо его теория камня на камня не оставляла от фундамента признанных теорий, таких, как теория относительности или квантовая хромодинамика, хотя Лев Людвигович и не отрицал их важность и значение. Он просто отталкивался от них и шел вперед своим путем. Но главное – он мог