Беспорядочные связи - [102]

– Он это заслужил. Всегда заслуживал, – без тени раскаяния отрезал Колдуэлл. – Жаль только, что и Блейс заодно не отлупил.

Ванесса начала всхлипывать – должно быть, вспомнила, как ее старшего сына колотил мужчина, которого она предназначила ему в отцы.

Миранда, воспользовавшись перерывом в разговоре, стала обдумывать все, что услышала, соображая, возможно ли с помощью этих сведений как-то помочь Коулу. Блейс, очевидно, жена Крейна, которая, по словам Дины, сбежала несколько лет назад. Очень уж знакомое имя. Может, кто-нибудь упоминал его в последние несколько дней?

– Крейн по-настоящему любил ее, – наконец тихо заговорила Ванесса; в ее глазах все еще стояли слезы.

Колдуэлл, пока жена плакала, перебирал на столе бумаги. Глядя на одиноко стоявшую посреди гостиной мать Коула, Миранда едва сдерживала слезы. Ей хотелось влезть в окно и утешить несчастную женщину.

– Любил? Любовь – это удел дураков, к числу которых, безусловно, принадлежит Крейн. Какой толк от любви? Только лишает способности рассуждать здраво, видеть ясно, гробит время, силы, делает тебя несчастным, бросает в объятия человека, с которым разговаривать-то не следует, не то что связывать жизнь.

Ванесса в смятении смотрела на мужа. Неужели его философия любви явилась для нее откровением? Ведь она тридцать лет прожила с этим человеком.

– Это ты о нас?

– Я говорю вообще. Но поскольку наша жизнь укладывается в законы здравого смысла, то да, можно сказать, что я имею в виду нас, – сухо ответил Колдуэлл.

– Зачем же тогда тебе было жениться? Как же я сразу не догадалась, – чтобы производить потомство цивилизонанным образом. Это само собой разумеется. – В голосе Ианессы зазвучал дерзкий сарказм, к которому так часто прибегал Коул.

– Ты верно подметила. Это главная причина. Другие мотивы, – с важным видом, будто университетский профессор, разглагольствовал Колдуэлл, – комфортное времяпрепровождение в обществе подходящего спутника жизни, возможность делить с кем-то бремя жизни или способ добиться более высокого положения в обществе. Желание жениться может быть продиктовано одним или, если повезет, сразу всеми тремя перечисленными мотивами.

– И какой же из этих трех мотивов подвигнул тебя иступить в брак, дорогой? – Колдуэлл или не улавливал сарказма, или просто не замечал язвительных ноток в голосе жены.

– Мне повезло. Я убил сразу трех зайцев. Ты стала мне чертовски хорошей спутницей жизни. Ты всегда замечательно содержала дом, детей не пускала путаться у меня под ногами. А сейчас ты развила такую благотворительную деятельность, что фамилию Трейноров впору канонизировать. И, безусловно, твоя красота и твои деньги помогли мне добиться высокого положения в обществе. – Колдуэлл приосанился, будто ожидал бурных аплодисментов. Миранда думала, что ее стошнит. Какое убожество!

– Значит, ты считаешь, что глупо любить представителя противоположного пола, – не сдавалась Ванесса. – А как же дети? Их нужно любить?

– Ты их любишь, но что это тебе дало? Горе, разочарование, впустую потраченные силы и время. Я говорю не о том, что их пришлось кормить, одевать, учить завязывать шнурки и прочее. Это все необходимость. А вот укладывание спать, рисование, пение, разговоры часами о девочках, которые им нравились, или о ролях в идиотских школьных спектаклях, которые им не достались, – это бессмысленные и даже вредные занятия. Твое сюсюканье их и погубило.

Ванесса, недоверчиво глядя на мужа широко раскрытыми от изумления серыми глазами, продолжала наступать.

– Зачем же тогда рожать детей, если ты не хочешь дарить им любовь?

– Чтобы род не зачах. Чтобы было кому оставить дело твоей жизни, – раздраженно ответил Колдуэлл, будто недоумевал, как можно не понимать очевидного.

Миранда почувствовала, как на ладонь что-то капнуло. Оказывается, это ее собственные слезы. Она с ужасом думала о том, что Коул столько лет прожил с таким бессердечным человеком. Ванесса Трейнор, конечно, старалась согреть жизнь сыновей любовью, но им, по-видимому, не удалось избежать влияния грубой примитивной философии Колдуэлла. В характере Коула сочетались доброта и предусмотрительность, унаследованные от матери, и тяжелый нрав отца. Миранда вдруг осознала, что плачет не только от жалости к Ванессе, – она оплакивает и свою судьбу. Коул, возможно, никогда не сможет сказать: «Я люблю тебя», – а она сама просто не в состоянии жить с человеком, хоть в чем-то подобным тому, что сейчас стоял перед ней.

Ванесса гордо расправила плечи и подошла к мужу.

– Мне жаль тебя, но еще больше я жалею себя, потому что отдала всю свою любовь человеку, который не способен даже оценить ее. Ты никогда не признавался мне в любви, но я в глубине души надеялась, что все-таки ты… Стыдно и горько.

Ванесса опустила голову, и Миранде показалось, что она вытирает слезы.

– Лучше бы я вышла замуж за Гюнтера. Да, нам пришлось бы отправиться за «железный занавес», но мы бы выжили. Мы любили друг друга, а любовь скрасила бы темные стороны жизни. Я сделала неправильный выбор для Крейна и для себя. Пусть бедный мальчик рос бы коммунистом в Восточной Германии, зато не страдал бы здесь под игом еще худшей тирании.