Беспокойство - [2]

Счастливчиков выстраивают на виду у всех. Стенбек тянет напутственную речь. Говорит он с длинными паузами, словно тщательно обдумывая каждое слово. «В этом мире, тревожном и тяжело раненном невиданной доселе войной, мы торжественно обязались спасти человечество от голода, нищеты и разрухи… Дети мои… мы вас спасли от смерти!.. Расскажите же своим родным и близким, как хорошо жилось вам здесь… Мы не требуем компенсации за ваше обучение и воспитание… Одна просьба к вам: не забывайте доброту и щедрость… нашего президента. Чаще вспоминайте его имя в своих семьях, на работе, в учреждениях и на отдыхе. Молитесь за процветание великой страны, под стягом которой вы жили, набирались сил и знаний».

Да, это верно — минуло уже двенадцать лет, как Сергей мытарится по приютам, а в «Лесной» он попал прошлой осенью. «Двенадцать! Теперь и в семье не сразу узнают». Перед тем как отправиться на беседу к Стенбеку, Сергей осмотрелся перед зеркалом. «Ну конечно же, не узнают — вон как вымахал!» — подмигнул своему отражению — высокого роста парню с голубыми глазами и прической на пробор. Прическу определил ему сам Стенбек: «Это чисто по-русски, господин Шумилов. Мы очень уважаем Россию. О, это великий народ!»

Трудно понять этого Стенбека! В беседах с ним, с Сергеем, Стенбек восхищается русскими будто бы искренне, подчеркивает решающую роль Советского Союза в разгроме нацистской Германии. А вот с другими ребятами, слышал, нелестно отзывается о Советском Союзе, говорит, вроде бы русских спасли американцы. Но это лишь слухи, пока же Стенбек относится к нему вполне терпимо, только чаще других вызывает на беседы.

От общежития до офиса метров двести. Дорожка асфальтирована, тянется по лесу — меж старых сосен и елей. Городок расположен в лесу, он занимает обширную территорию и обнесен высокими бетонными плитами, а внутри приплюснутое здание котельной, тоже обнесенное глухой оградой и вечно дымящее…

Контора двухэтажная, с двумя огромными верандами, смотрящими на деревья стеклянными глазищами. Сергей взбежал по каменной лесенке и, открыв двери, привычно направился в кабинет шефа. Его окликнул Венке.

— Одну минуточку, Мери! Вот сюда, — показал он на дверь, ведущую на веранду.

Веранда оказалась обширной. Полы устланы коврами, два стола, легкие кресла, а на глухом простенке портрет президента в тяжелой, покрытой золотом рамке. Сергей охватил все это одним взглядом и потом, как всегда, поприветствовал шефа наклоном головы. Стенбек поднялся аккуратненький, с наметившейся полнотой и с виду похожий на конторщика, достигшего в служебной карьере всего заветного. Теперь ему больше ничего не надо — он доволен жизнью и своим положением в обществе.

— Господин Шумилов… — Стенбек сделал паузу, взгляд его уперся в портрет президента. — Сегодня с вами буду говорить только по-русски, хотя правила моего учреждения запрещают мне это делать. Садитесь… Так вот, господин Шумилов, сегодня не буду долго задерживать вас… Один лишь вопрос. — Стенбек порылся в бумагах, взял какую-то фотокарточку. — У вас есть брат?

— Нет. Есть сестра Анюта. Я уже говорил о ней.

— Значит, забыли… Вот, посмотрите… — Стенбек протянул фотографию.

— Это моя!

— О, отлично! — Шеф оживился: в глазах его, доселе полусонных, блеснули искорки. Выйдя из-за стола, он похлопал Венке по плечу: — О’кей!

Закурив сигарету, Стенбек прошел к окну.

— Вспомните, вспомните. — У Стенбека короткая шея, со спины он похож на штангиста — покатые плечи, руки толстые врастопыр: вот-вот, кажется, поднимет штангу.

Венке щелкнул зажигалкой, таинственно подмигнул Шумилову:

— Не возражайте.

— Благодарите, Шумилов, инструктора Венке. Это он нашел вашего брата… Викто́ра Шумилова. Вы скоро с ним встретитесь. Да, да, он тоже, бедняжка, как и вы, оказался в нацистской Германии… Тоже хлебнул горя… Какая радость будет для ваших родителей, когда мы отправим вас в Россию!

— Я что-то не помню, господин шеф, — начал было Сергей, но Стенбек остановил его:

— Во время бомбежки ты был контужен… Память восстанавливается постепенно.

Стенбек опять повернулся к окну. Сколько до этого было разговоров о родителях и с Венке, и с самим шефом, подробно расспрашивали не только об отце и матери, но и о родственниках и знакомых. Более того, даже о том, что он, Сергей, в детстве любил поесть, какие фильмы смотрел, с кем дружил и с кем ссорился. И обо всем он рассказывал… Стишок вспомнил, написанный папиным помощником по заставе лейтенантом Сидоренко:

Слушай папу, слушай маму

И Анюту тоже…

Двойки, тройки получать

Не к лицу Сереже.

Венке тогда это очень понравилось: он пощекотал его ручкой плетки и, хохоча, воскликнул: «Мери, у тебя чертовская память! А ну, припомни еще что-нибудь… вот такое же».

— Бомбежка, говорите? — произнес Сергей, глядя уже на Венке, который, опершись плечом о кафельный камин, спокойно сосал толстую сигару.

Стенбек, видимо, что-то заметил в лесу, резко задернул шторку, крикнул:

— Венке! Какого черта Виктор шатается по территории!

Повернулся к столу и, будто бы только что заметил Сергея, сказал:

— Вот зачем я вызвал вас: сегодня же перейдете из общежития в отдельную комнату, будете жить вместе с братом. И еще… Нашлись ваши родители. Скоро отправим… На родину, в Россию!