Беспокойный возраст - [73]

Стрелка часов давно передвинулась за полночь. Максим чувствовал себя как во хмелю, и когда вдохновение […] перед ним лежало много мелко исписанных, вырванных из общей тетради листков. Максим подошел к окну, распахнул створки рамы. Из глубины ночи на него повеяло свежестью близкой степи, речной прохладой, влажными пойменными травами. Где-то на шоссе урчали грузовики — они и ночью подвозили к стройке материалы.

Лидия… Москва… Нескучный сад — когда это было? Как не похоже все прошлое на то, что видел он вокруг себя теперь!

Максим лег в постель, но долго не мог уснуть, глядя широко открытыми глазами на сверкающие за окном огни, прислушиваясь к отрывистым паровозным свисткам на станции и еще каким-то неясным звукам, похожим на отдаленный гул морского прибоя.

«Галка сказала: надо заработать любовь Лидии… Правильные слова, — думал Максим. — Действительно, кем я был для нее? Никем… Только франтом, как окрестил меня Михаил Платонович. Сидел на папенькиной шее да развлекался… А еще жениться хотел…»

Утром, перед тем как уезжать на шлюз, Максим перечитал письмо. Оно показалось ему выспренним и многословным, но он не хотел ничего изменять, запечатал, сбегал на почту, опустил в почтовый ящик…

Как только Максим сошел с автобуса и увидел впереди горы вскопанной земли и ползающие по ним землеройные машины, он тотчас же почувствовал, что на него надвигается что-то огромное, могучее, перед чем все глубоко личное отступает назад, сторонится, как одинокий пешеход перед напористо идущей навстречу многолюдной и шумной толпой. Этой толпой были те впечатления и все то новое, что представало перед его глазами.

В первую минуту, очутившись среди громыхающих гусеницами бульдозеров, ревущих скреперов и самосвалов с железными громадными кузовами, Максим ощутил растерянность. Ведь никогда еще не видел он такого скопления работающих машин, такого всеобъемлющего, величественного труда. Здесь ничто не стояло на месте — все двигалось и работало, и даже воздух казался раскаленным не от солнца, а от этого неустанного движения. Представлялось: земля вздрагивает под ногами, а небо, затянутое тяжелой пеленой глинистой пыли, гудит и звенит, как громадная железная крыша под внезапно обрушившимся градом. И впервые Максим вспомнил рассказ случайного попутчика, молодого инженера-машиностроителя, с которым чуть не поссорился в поезде.

Славик, Максим и Саша перепрыгивали через глубокие рвы и траншеи, осторожно ступали по гнущимся дощатым мосткам, карабкались на глинистые откосы, то и дело увертываясь от грузовика или всхрапывающего бульдозера. Саша поминутно останавливался и ошеломленно осматривался по сторонам.

— Вот это да-а! Вот это работенка! — то и дело восклицал он. — Тут будет получше, чем на каком-нибудь Боулдер-Дам[5].

— А ты разве бывал на строительстве Боулдер-Дама? — шутливо спросил Славик.

— Бывать не обязательно. Достаточно знать и вообразить, — серьезно ответил Саша.

— Эх ты, Эльдорадо, помноженное на Колорадо, — насмешливо заметил Славик. Его оглушило и взволновало окружающее не меньше, но он изо всех сил старался держаться спокойно.

Они отыскали наконец небольшую деревянную конторку, где, как им сказали, помещался начальник строительства шлюза. Но начальника там не оказалось. Он был на объекте. В пропитанной пылью комнатушке загорелая, краснощекая машинистка, повязанная пестрой косынкой, била крупными по-мужски пальцами по клавишам громадного ободранного ремингтона. У входа сидели девушки в запыленных комбинезонах и завтракали. Завидев Сашу, Славика и Максима, они стали покашливать и похохатывать.

— Гляньте, девчата, какой беленький да славненький, как поросеночек, — пропищала одна из девушек, прыская в платок и показывая на Максима. — Как жалко, что тут пыльца на него сядет.

Максиму показалось, что у него загорелись уши, но он не обернулся.

Ветер врывался в раскрытое окошко конторки, шелестел бумажками, наколотыми на крючок, вбитый в стену над закапанным чернилами столом. Все здесь имело походный характер, и даже телефон, стоявший на подоконнике, под боком у машинистки, был полевого типа, с жужжавшим по-пчелиному зуммером.

Молодые инженеры пошли к котловану искать начальника. Вслед им несся девичий смешок. Начальника отыскали не сразу. Он стоял у края котлована и кому-то грозил кулаком. Это был высокий, очень худой мужчина с темным, как земля, лицом и насмешливыми, покрасневшими от пыли глазами. Словно дубленая, огрубелая от ветров и солнца кожа обтягивала его сухие скулы, на тонких, до крови потрескавшихся губах присохла землистая корка. Одет он был в синюю нанковую куртку, из бокового кармана ее высовывались кончик авторучки и краешек засаленного блокнота. Брюки с присохшей к ним глиной вздувались на коленях пузырями, резиновые сапоги — тоже в глине, за голенищем правого сапога торчали свернутые в трубочку бумаги и складной стальной метр.

— Ну? — добродушно-насмешливо спросил он нерешительно остановившихся перед ним Максима и его товарищей, после того как они представились ему. — Что будем делать, а? Небось головы кругом пошли? Ничего! Сначала оно вроде бы и страшновато, а потом обвыкнете. Тут вашего брата молодняка уже порядочно. Главное, на работе меньше заглядывайте в учебники, а больше приглядывайтесь к тому, что люди делают. Не думайте, что вы в институте всему выучились. Тут вам предстоит пройти самый последний и самый трудный факультет.