Беспокойный возраст - [66]

Гражданин нетерпеливо позвал официантку, заказал суп, рисовые котлеты, кисель.

— Печень, — пояснил он Максиму, словно оправдываясь. — Куда же вы едете, молодой человек, если не секрет?

Максим коротко рассказал.

— О-о! А ведь я тоже инженер, бывший… — Бледные губы незнакомца сложились в скорбную гримасу. — Нет, молодой человек, вы, повторяю, счастливчик. Держитесь крепко за этот гуж, пока молоды.

— Да вот еду, — Важно ответил Максим. — Но еще не знаю, как там… какие условия…

Гражданин насмешливо хмыкнул:

— «Условия»! Ишь ты! Вы еще рассуждаете об условиях! Не успело, как говорится, теля оторваться от матки, как уже требует: подавай ему условия. Эх, вы! Вы не помышляйте ни о каких условиях, а скорее хватайтесь за работу. Пока здоровы, пока у вас не болят печень и сердце, пока глаза хорошо видят и башка варит.

Незнакомец закашлялся, укоризненно взглянул на нечаянного собеседника усталыми, в красных прожилках, глазами.

— Быть выученным за счет государства, получить сразу такое видное место, зарабатывать себе почет и уважение — да знаете вы, что это значит?

Он долго упрекал Максима в недомыслии, в самомнении и в неблагодарности к государству и под конец назидательно заключил:

— Научитесь ценить то, чем обладаете, да! Сейчас цените, иначе будет поздно! Когда вот, как меня, скрутит неудача… судьба… хвороба…

Гражданин опять закашлялся, махнул рукой, стал торопливо есть поданный официанткой жиденький куриный бульон. На бледном лбу его и на болезненно одутловатом лице тотчас же выступил крупный пот, и от этого оно стало выглядеть еще более замученным и страдальческим.

На какую неудачную судьбу жаловался незнакомец, Максим не стал расспрашивать. Он уплатил за обед, прощально кивнул, вышел на улицу.

4

Всю ночь от Степновска до Ковыльной друзья ехали, почти не смыкая глаз. Саша Черемшанов на каждой остановке выбегал из вагона. Его занимали новые места, незнакомые люди. Цель приближалась. Молодых инженеров охватывало волнение.

Саша и Славик все время только и говорили о скрытой где-то в незнакомой степи Ковыльной, гадали, как встретят их на стройке, где отведут им приют, какую работу дадут сначала.

Максим почти не участвовал в разговоре, лежал на верхней полке.

— Как ты думаешь, Сашка, встретит нас кто-нибудь или нет? — спросил снизу Славик.

— Ге-ге! — насмешливо протянул Черемшанов. — Что мы — пионеры, чтобы нас встречать. Скажешь еще — с музыкой, с оркестром. Нет, дядя, поводырей нам теперь не дадут…

Время подвигалось к полудню, когда поезд тихо и осторожно, будто крадучись, прошел последние километры по еще не улегшимся, шатким рельсам недавно проложенного пути и так же незаметно, как бы споткнувшись обо что-то, остановился.

— Ковыльная! — крикнул кто-то. — Вылезай!

В вагоне поднялась суматоха. Поезд дальше не шел — это была конечная станция.

Волнуясь, молодые инженеры сошли с поезда, остановились в нерешительности. Степной ветерок, смешанный с угольной гарью, овевал их. Вокруг, как ветви большого дерева, переплетались железнодорожные пути. Всюду стояли платформы с разным грузом, между путями высились кучи щебня, песка, нагромождения шпал, рельсов. Чуть поодаль от станции торчали бревенчатые хибарки. Никакого перрона, нигде и признака вокзала. Если бы поезд остановился в степи, и то было бы веселее — там хоть трава, открытое небо, простор, а тут палящее солнце, пыль и — вагоны, вагоны…

В первую минуту все испытывали растерянность и разочарование. Длинное лицо Саши вытянулось еще больше. Он медленно поворачивал свою лобастую, на худой шее голову, озирался с изумлением.

— Вот это и есть знаменитая Ковыльная? Наша земля обетованная? Ха-ха! А где же стройка? Куда нас привезли?

На лице Гали было такое выражение, словно ее обидели и она собиралась заплакать.

— А где же вокзал? Куда идти? — спросила она, переступая горку беспорядочно наваленного щебня и чуть не падая.

— Товарищи! Нас загнали на запасный путь! Караул! — негодующе закричал Саша, но было видно, что он шутит. — Как они посмели нас не встретить? С оркестром, со знаменами, с цветами? — Он скорчил уморительно-плаксивую гримасу, скосил глаза в сторону Максима, захныкал: — А где же папина «Победа»? Где носильщик? Ма-ма-а-а! Гы-гы…

Галя делала Саше отчаянные знаки бровями, губами: молчи, дескать… Саша спохватился, умолк.

Славик что-то обдумывал, воздерживаясь пока от поспешного изъявления первых впечатлений, часто оказывающихся ошибочными.

Мимо молодых инженеров с веселым говором и смехом прошла уже знакомая бригада рабочих, которых москвичи увидели на Степновском вокзале. Мужчины сгибались под тяжестью деревянных сундуков и туго набитых мешков, женщины несли на руках ребятишек и разноцветные узлы с домашним скарбом. Коренастый рабочий, с красным, точно обожженным, ухарским лицом, узнал ребят, кивнул Максиму и Саше, широко улыбнулся.

— Приехали, стало быть, тоже на стройку, — сказал он весело. — Айда, ребята, за компанию!

— Пошли за ними, — скомандовал Славик. — Они-то знают куда.

Невдалеке за путями и бревенчатыми сараями виднелась бетонированная дорога. По ней бесконечной чередой с глухим ревом бежали громадные самосвалы, ползли громоздкие краны, похожие на железных слонов с поднятыми хоботами. А за дорогой во все стороны раскинулся деревянный город — двухэтажные и одноэтажные дома из коричневых бревен, дощатые бараки, огороженные колючей проволокой дворы, склады и всюду строительный хаос, столбы электролиний. Изредка чуть слышно доносился тяжелый, словно из-под земли вырывающийся гул.