Беспокойный ум. Моя победа над биполярным расстройством - [32]

В клинике мы делали ставку на сочетание медикаментов и психотерапии, а не только на медикаменты, и работали над просвещением пациентов и их родных, рассказывая им о болезни и особенностях ее лечения. Благодаря собственному опыту я отлично понимала, насколько важна бывает психотерапия. Она помогает обрести смысл среди страдания, дожить до улучшения и преодолеть сопротивление принятию лекарств, когда осознаешь последствия отказа от них. Помимо обучения основам дифференциальной диагностики, психофармакологии и другим аспектам лечения аффективных расстройств, моя работа в преподавании, исследованиях и лечебной практике развивалась в пределах нескольких основных тем – почему пациенты отказываются от приема лекарств; какие клинические состояния приводят к самоубийствам и как с ними работать; роль психотерапии в долгосрочных результатах лечения маниакально-депрессивного заболевания; наконец, позитивный эффект заболевания в его мягкой форме: подъем энергии и настроения, обострение восприятия, вдохновение, гибкость и оригинальность мышления, амбициозность, позитивный настрой, общительность, повышенная сексуальность. Я старалась убедить других врачей в том, что эта болезнь может создавать не только проблемы, но и преимущества и что для многих этот пьянящий опыт подобен наркотику, от которого непросто отказаться.

Чтобы практиканты получили ясное представление о самоощущении во время маний и депрессий, мы давали им читать записи писателей и обычных пациентов, страдавших аффективными расстройствами. Кроме того, я начала читать лекции для персонала, посвященные музыке, созданной композиторами, пережившими тяжелые депрессии или имевшими маниакально-депрессивное расстройство. Эти неформальные лекции позже вылились в концерт в филармонии Лос-Анджелеса, который в 1985 году мы организовали вместе с другом – профессором музыки Калифорнийского университета. Стремясь просвещать общество о психических расстройствах, мы предложили директору филармонии программу, основанную на жизни и творчестве композиторов, страдавших маниакально-депрессивным психозом: Роберта Шумана, Гектора Берлиоза и Хуго Вольфа. Директор с воодушевлением откликнулся и пошел нам навстречу в вопросах оплаты. К сожалению, через несколько дней после подписания контракта Калифорнийский университет объявил о новой финансовой политике, которая не позволяла членам факультета получать финансирование от частных жертвователей. И я осталась со счетом на двадцать пять тысяч долларов на руках, что, как заметил один из моих друзей, было дороговато для билета на концерт. Но все же концерт удался. Просторный главный зал университета был переполнен. Это мероприятие положило начало серии концертов по всей стране, кульминацией чего стало выступление Национального симфонического оркестра в Центре сценических искусств имени Джона Кеннеди в Вашингтоне. Кроме того, концерт стал основой первого из серии спецвыпусков на ТВ, который мы посвятили взаимосвязи аффективных расстройств и искусства.

Мне повезло заручиться поддержкой завкафедры в создании клиники и управлении ею. Он поддержал мое назначение директором, даже несмотря на то, что я не была медиком. И он знал, что я страдаю маниакально-депрессивным заболеванием. Вместо того чтобы ограничить мой рост из-за болезни, он поощрил мое стремление использовать собственный опыт при совершенствовании методов лечения и для того, чтобы изменить отношение общества к этой проблеме. Конечно, сперва убедившись в том, что я получаю адекватное лечение и медицинский директор в курсе моих особенностей. Хотя он никогда и не говорил об этом, я уверена, что заведующий кафедрой узнал о моей болезни после первого же приступа маниакального психоза. Глава отделения, где я проходила лечение, безусловно, все знал. И, подозреваю, информация об этом довольно быстро просочилась. Как бы то ни было, завкафедрой отнесся к этому как к строго медицинской проблеме. Впервые он поднял этот вопрос, подойдя ко мне на одной из встреч. Он положил руку мне на плечо и произнес: «Я понимаю, что у тебя сложности с настроением, и я тебе сочувствую. Ради бога, продолжай принимать литий». Затем время от времени он спрашивал меня о самочувствии и проверял, принимаю ли я препараты. Он был прям, но никогда не сомневался, что я должна продолжать лечебную работу.

Но я безумно опасалась обсуждать свою болезнь открыто. Первый приступ психоза случился задолго до того, как я получила лицензию на медицинскую практику в Калифорнийской медицинской комиссии. И в период между началом приема лития до аттестации я наблюдала множество случаев, когда студентам-медикам, интернам-психологам и ординаторам отказывали в праве продолжать учебу и практику по причине психиатрического диагноза. Сегодня такие случаи стали реже. Медицинские школы, как правило, поощряют заболевших студентов пройти лечение и по возможности вернуться к работе. Но мои первые годы на факультете были омрачены ужасом разоблачения. Я боялась, что о болезни узнают, что о ней сообщат в ту или иную лицензионную комиссию и от меня потребуют оставить медицинскую практику и преподавание.