Беспокойный характер - [13]

— Все равно не дойду, — задыхаясь и чуть не плача, ответила я, с отчаянием глядя вперед.

Дорога круто поднималась в гору. Девочки растянулись цветной цепочкой. Первым ярким пятном в этой цепи был красный свитер Вали. А там, под горкой, — финиш, и ждет Ксения Семеновна… Она, наверное, волнуется, посматривает на свои ручные часики и считает секунды.

— Иди вперед, Наташа! — с досадой выкрикнула я. — Не терять же из-за меня минуты!

— Дудки! Не брошу тебя. Подтянись! Легче ведь стало? — Наташин голос звучал бодрее и увереннее.

И в самом деле, я почувствовала себя лучше. Ноги уже не дрожали. Тошнота прошла.

— Нажми, Лена! Финиш! — радостно крикнула Наташа.

Двигаться под гору было куда легче! Внизу виднелись маленькие фигурки лыжников, яркий свитер Вали замелькал быстрее, из-под палок столбиками взвихрялся снег. Потом под ногами мелькнула красная оборванная ленточка. Пробежав еще несколько шагов, я остановилась и, обессилев, плюхнулась в большой сугроб… Я видела, как девочки окружили Ксению Семеновну, о чем-то расспрашивали, радостно и громко смеялись, но подняться была не в силах.

— Устала? — спросила Валя, подходя ко мне вместе с Гетой и Наташей. — Дай-ка, я тебе лицо оботру!

Она присела на корточки и отерла платком мое горевшее лицо. Потом Наташа помогла мне встать и развязала ремешки лыж.

— Молодец! Хорошо шла! — скупо похвалила Гета.

— Только зря я волновалась. Знала бы, быстрее пошла, — сказала Валя. — Иду, а сама все думаю: «Отстанет Ленка. Не выдержит. Подведет».

Я испуганно взглянула на подруг. Оказывается, они еще быстрее могли бежать… Значит, за меня боялись? Мне вдруг захотелось плакать. Я уже было всхлипнула, но, посмотрев на лукавое выражение лица Геты, неожиданно для себя рассмеялась:

— Ох, и дурная же я!

Девочки радостно и торжествующе переглядывались. Через полчаса был объявлен результат кросса. Сияющая Наташа получила библиотечку для нашего класса и тут же стала раздавать всем по книге.

— Одна-то ведь я не донесу! Хитрые какие! Я ведь тоже устала! — приговаривала она, передавая мне однотомник Гоголя.

Солнце выглянуло из-за облачка и затопило своим светом все вокруг. Белое огромное поле все словно ожило, заблистало, заискрилось. Я посмотрела на подруг и облегченно вздохнула. На душе стало по-весеннему радостно и тепло…

СТАРШИЙ БРАТ

На уроке геометрии Витька Горячев заметил, что Юра Новиков, наморщив лоб, досадливо покусывает кончик ручки.

— Ты чего? — не удержавшись, шепнул Витька.

— Плохо что-то…

Повернув к другу похудевшее после недавней болезни лицо, Юра провел ладонью по отрастающему ежику черных волос и еще ниже склонился над тетрадкой.

«Наверно, голова болит», — подумал Витька, с жалостью глядя на впалые щеки и заострившийся нос товарища. Он так громко и горестно вздохнул, что у обернувшейся на их шопот Анны Михайловны удивленно вскинулись брови и сломался в руках мелок.

— Что случилось, Горячев? — спросила она, недовольно морщась и чуть повышая голос. — Почему ты не слушаешь?

Бросив выразительный взгляд на Юру, Витька опустил курчавую голову. За партами возмущенно зашептались. Задача была не из легких, а до звонка оставалось совсем немного времени.

— У Новикова болит голова, — виновато произнес Витька.

Анна Михайловна положила мелок и с беспокойством взглянула на притихшего Юру.

— Может быть, тебя домой проводить, Юра? — с участием спросила она.

— Да нет. Ничего у меня не болит! — Юра протестующе завертел стриженой головой. — Не понимаю я ничего. Отстал за болезнь!

Он смущенно улыбнулся, исподлобья бросая взгляды вокруг себя. В классе стало тихо.

— Подожди, не волнуйся, — сказала Анна Михайловна. — Кто еще не понял задачу?

— Все поняли! — ответил за всех Славка Козырев?

— Я думаю, что всем понятно, — подтвердил Сева Разумовский, поднимая на преподавательницу спокойные зеленоватые глаза.

— Всем, всем! А вот он не понял! — закипятился неожиданно Витька, привставая из-за парты. — Ведь не понял, Юрка? Чего же ты молчишь? Мы правило на сумму углов проходили, а он нет; поэтому и не понял.

— Зря кипятишься, — остановил его Сева. — Вчера на сборе тебя не было, а мы уже обсудили это дело!

— Тише! — Анна Михайловна улыбнулась. — Сейчас мы повторим еще раз правило, а после урока поговорим, как нам быть.

Витька торжествовал. Он сидел красный, довольный и все время посматривал на порозовевшее лицо Юры.

— Вот видишь, а ты боялся! Я ведь знал, — горячо зашептал он.

На него со всех сторон зашикали. Славка Козырев легонько толкнул его в спину.

— Тише. Мешаешь слушать!

Витька приутих, насупился.

После урока Анна Михайловна, закрыв классный журнал, осталась сидеть у стола.

— Теперь давайте поговорим, как мы будем помогать Новикову, — сказала она, задерживая взгляд на Севе. — Ты, Разумовский, кажется, хотел что-то сказать? — Анна Михайловна немного помолчала, задумчиво пригладила пушистые светлые волосы и добавила: — Времени до экзаменов у нас мало. Юре одному не справиться.

Прижимая к груди раскрытый учебник, Юра угрюмо смотрел вниз, словно чувствуя себя виноватым перед всеми.

Сева неторопливо порылся в книгах, вытащил небольшой листок и подошел к столу.