Беспокойный человек - [11]

— Здорово, дед, здорово! — сказал он, подавая руку деду Антону и Ване. — Куда это бредешь?

— Да к тебе, Василий Степаныч… — Дед Антон смутился и нахмурился. — Беду делить…

— Что случилось?

Смуглое худощавое лицо председателя сразу стало напряженным, и небольшие, запавшие под широкими бровями глаза остро засветились.

— Да ничего нового не случилось, Василий Степаныч. Ну, да и старое не веселит… С телятами что-то не заладилось.

— А Маруся что?

— Да что ж, лечит она. А толку что-то мало. Молода еще, опыта нет. Черненькая телочка так и не встает. Не знаю, поднимет ли ее Рублиха. А сегодня гляжу — еще один бычок невеселый стоит…

— Петр Васильич был?

— Был.

— Ну, что же? Он хороший врач.

— Да, может, и хороший, но вот не ладят они с Рублихой, да и всё! Гордые оба, домовой их возьми! Он-то все про холодное воспитание толкует, а она слушать не хочет. И кто у них прав, кто виноват, я и сам не пойму. Его бы другой раз послушал, — да ведь и в книгах везде написано, как Петр Васильич говорит, и в районе нам то же самое объясняли. Ну, а вот что с Рублихой делать? Шатают они меня с Петром Васильичем в разные стороны, а дела-то вон как расклеиваются!..

— Эх, старик! — вздохнул председатель. — Слабоват ты перед ними. А знаешь, почему они тебя шатают?

Дед Антон с любопытством поглядел на него:

— Почему?

— Потому что ты сам свое дело нетвердо знаешь, вот почему! Потому что ты сам нетвердо уверен, надо телят на холод выносить или не надо. И думаешь: вроде надо, а вроде и страшно! Дело новое, рискованное. Потому они тебя и шатают: Петр Васильич знает, чего добивается, и Рублиха знает, а ты не знаешь. Вот это тебя и губит!

Дед Антон задумчиво потеребил седину на щеках.

— Да-а, — протянул он, — вот титло-то[14] какое!.. Вот это ты, скорей всего, правду сказал…

— А ты что, Бычков? — обернувшись к Ване, спросил председатель. — Стоишь молчишь, а я и забыл про тебя!.. Что, тоже с бедой ко мне?

Ваня улыбнулся:

— Нет, не с бедой! У меня дело короткое. Вы нашим юннатам землю решили дать. Так уж выделили бы нам сейчас, пускай бы ребята с самого начала сами ее в порядок приводили. А что ж готовенькую получать! Пускай инициативу проявляют!

— Дойди до Архипова, до бригадира. Пускай вам отмерит, как решили — от школы до березовой рощи. Скажи: председатель велел отмерить сегодня же. А то он мужик тугой: нынче да завтра… Скажи — председатель велел, и всё!

— Спасибо, Василий Степаныч! — весело сказал Ваня. — Сейчас же пойду. Уж я от Архипова не отстану!

Ваня взмахнул шапкой и быстро зашагал обратно, в деревню.

— Вон, видал? — с улыбкой кивнул на него председатель. — Пионерам, оказывается, тоже надо инициативу проявлять! За все берутся и ничего не боятся!

— Эко ты, голова! — вздохнул дед Антон. — Так ведь это же молодость! В молодости-то и я смелый был!

— Ничего, ничего! — Василий Степаныч слегка хлопнул по плечу деда Антона. — А ты старости-то не поддавайся, у нас с тобой еще дел много. Ох, еще дел сколько! Вот меня завтра в район вызывают… Для серьезного разговора.

— А что ж такое за разговор, Василий Степаныч? Ай хотят взгреть за что?

— Об устройстве колхоза разговор, дед. Вот позовет меня товарищ Медведев, первый секретарь, да и скажет: «Ну что ж, Суслов, объединили вы колхозы, хозяйство у вас теперь общее. Хлеб вместе ссыпали. Коров в один двор согнали. Корма в один сарай сложили. Ну, а дальше-то что делать думаете? Стройки какие или что?» Ну-ка, если бы тебя, дед, вот так-то спросили, что бы ты ответил?

— Да, задача… — сказал дед Антон и почесал в затылке, сдвинув шапку на глаза. — Такую задачу только министрам решать!

— Э! Ишь ты! Только министрам и заботы! У министров дела покрупнее найдутся. А это как раз нам решать велят!

— А что же, — вдруг приободрился дед Антон, — решать так решать. Земля наша. Лес наш. Что нужно, то построим. Куда нужно, туда поставим. Сплановать только как следует надо, чтобы по средствам да чтобы для хозяйства толку побольше!

— Да и так вот все хожу да планирую, — вздохнул Василий Степаныч. — Сегодня правление соберем, опять планировать будем.

Дед Антон, прищурившись, взглянул на председателя:

— А ты сам-то как плануешь?

— Сам-то?

Теплые огоньки засветились в глазах Василия Степаныча.

Он окинул взглядом сверкающее ноздреватым снегом поле, недалекие крыши деревни, сквозистую рощу, пронизанную нежной голубизной неба…

— Сам-то я сначала вот как думал, — сказал он негромко и мечтательно: — Стрелково и Выселки перевезти к нам, в колхоз Калинина. Так вот, разбросанно, жить очень трудно, а у нас место широкое, воды много — река мимо течет. Избы поставить пореже, чтобы каждый, кто хочет, вокруг дома садочек развел. Посередине построить клуб и цветов насадить. Это можно к школьникам обратиться…

— На крыше клуба можно хороший громкоговоритель установить, — сказал незаметно подошедший агроном, — день и ночь под музыкой будем жить — хорошо!

— Приемник? Ну уж, братец, нет, это не выйдет! — резко возразил Василий Степаныч. — Зачем же это нужно нам день и ночь под музыкой жить? Это, может, ангелы на небе день и мочь музыку слушают, да ведь им делать-то нечего! А у нас, братец, жизнь другая, нам работать нужно. Уж и так радиолюбители с этими говорителями одурели совсем — в каждый уголок стараются впихнуть. А зачем это делать? Там дети уроки учат, а приемник свое орет. Там бухгалтер или счетовод считает, а приемник все свое галдит. Там человек с работы пришел, просто отдохнуть хочет, а тут ему над ухом какой-нибудь хор зажаривает… Ну что, кроме досады? Так музыкой-то и обкормить недолго, как Демьян своего соседа ухой обкормил.