— Это вы сейчас вспомнили о том случае, когда ваш шустрый сынишка, средь бела дня, у Горобцов самую лучшую грушу обнес? — улыбнулся Тарас, едва сдерживая смех.
— Да что вы мне, господин казак, в глаза той кислицей тычете? — обидчиво возмутился корчмарь. — Я же о предчувствии толкую. О, жестокосердные люди! Никому нет дела, до душевных переживаний старого, нищего еврея. Кстати, пан Куница… — вопросительно взглянул на парня Ицхак. — Вы ведь тоже не случайно мимо проходили о погоде со мной побеседовать? Или я приятно ошибаюсь?
— Увы, не ошибаетесь, дядька Ицхак, — слушая болтовню корчмаря, Тарас немного отвлекся, и тем неприятнее было ему возвращаться к разговору о похоронах. — Мне нужны ключи от сельской церкви… Отец Василий говорит, что бабушку Аглаю надо как-то по-особому отпевать…
— Почему не сразу от Райских врат?! — привычно съехидничал в ответ Ицхак и, понимая, как это неприглядно звучит, спешно и нервно затараторил, брызгая слюной и размахивая руками.
— Да, Аглая Лукинична была очень, очень достойная женщина! Разве ж я спорю? Но, пан Куница, войдите и вы в мое положение. Если я, сейчас, из глубочайшего уважения к вашей семье уступлю, а завтра умрет или родиться еще один хороший человек, — а ведь других в нашем селении нет, — то потом никто и не вспомнит, что пархатый жид, еще на Рождество уплатил сборщику налогов свои кровные деньги. Заметьте — заплатил сразу за год и за все общество! При этом коронную казну совершенно не волновало — что ни мне самому, ни моей нищей семье для общения с Богом совершенно не нужна православная церковь! — корчмарь перевел дух и продолжил чуть спокойнее, но все так же напористо.
— И я вас очень прошу, господин казак, не надо на меня так страшно сопеть и супить брови… Разве это бедный Мордехаев сын придумал, что за пользование храмами надо платить королю налоги? Или я богаче всего общества? Ну с чего такая несправедливость? Мало того, что нам, по обложному навету, нельзя владеть землями, лесами и скотом, так все вокруг, даже односельчане, и те последнюю кожу с жида содрать норовят. Господин казак, вот хоть побожится, ну, не распинал Ицхак вашего Христа…
— Не сомневайтесь, дядька Ицхак, заплачу сполна, — спокойно заверил корчмаря Тарас, уловив главное и совершенно не прислушиваясь к остальному лопотанию шинкаря. — Сколько общество вам задолжало — отдам все до копейки. Обещаю… Только, после похорон. Хорошо?
Ицхак тут же моментально умолк и с неприкрытым любопытством взглянул на парня.
— Я, пан Куница, конечно, не вправе брать под сомнение данное вами обещание, но позволю себе спросить: откуда вдруг такое богатство? Ведь, насколько мне известно, у вас в хозяйстве даже лошади своей нет. При жизни Тимофея, брехать не стану, деньжата у Куниц водились — но, с тех пор, как ваш батюшка геройски про… погиб, хозяйство только хиреет. Хата и та, вот-вот рухнет. Даже непонятно, на чем до сих пор держится?.. Не иначе — домовой стены подпирает… А как тебя самого товарищество на Низ призовет? Эй, погоди-ка, парень! — прищурился корчмарь. — Да ты, никак, хозяйство продать удумал? Так, что ли?
— Нет, не угадали, дядька Ицхак… — попросту, без обиняков стал объяснять Тарас. — Я цвет папоротника этой ночью нашел. Искал Ривку, когда она от меня убежала, а нашел — вот, взгляните… — с этими словами парень достал из кисета с огнивом уже немного привядшую, слабо мерцающую алую звездочку. — Пойду после похорон клад искать…
— Растишь, кормишь, одеваешь… — грустно вздохнул Ицхак, сын Мордехаев. — А когда чужие дети чар-зелье в лесу находят, некоторые дурехи, сами умудряются от своего счастья домой сбежать. Да, похоже, права была тетя Соня, когда в позапрошлом году поучала Ребекку…
Зная, что причитать и жаловаться на несправедливую судьбу говорливый корчмарь может несколько часов к ряду, а если поддерживать разговор наводящими вопросами — то и гораздо дольше, Куница счел благоразумным промолчать. И был прав…
Рассказав в запальчивости о некоторых, довольно неожиданных и любопытных наставлениях молодым девицам, сделанных главной провидицей их рода, Ицхак вскорости сконфуженно умолк. Наверное сообразил, что перед ним не просто внимательный собеседник, а вероятный жених, которому, по молодости лет и из-за юношеской впечатлительности, совершенно не к чему знать некоторые женские секреты. Потом, еще раз тяжело вздохнул и молча пошаркал ногами к дому. А, вскоре, вернулся, держа в руке завязанную в кольцо кожаную бечевку, с болтающимся на ней массивным ключом от церковной двери.
— Совет можно дать, господин казак? — спросил он хмуро, протягивая Тарасу заветный ключ.
— Умнее вас, дядька Ицхак, в нашем селе разве отец Василий, — простодушно ответил парень.
— Каким ты себе клад этот представляешь? — с какой-то затаенной грустью в голосе спросил корчмарь. — Ведь по преданию, цветок покажет то, чего ты сам больше всего на свете пожелаешь увидеть…
— Странный вопрос, — пожал плечами Тарас. — Каким еще бывает сокровище? Золото всякое, церковная утварь, чаши, блюда, подсвечники… — немного подумал и более оживленно продолжил. — Оружие булатное. Доспехи червленые… Одежды шелковые… А что?
