Боль! Мучительная, кричащая, лишающая рассудка. Казалось, она была повсюду, сам воздух был пропитан ею. Он полз вверх по склону холма, и с каждым метром пути боль ощущалась все жгучей, все нестерпимей. Наконец он увидел (вернее, почувствовал) и первый ее источник: человек лежал со вспоротым животом, из которого змеевидным клубком вываливались его переплетенные кишки, и с судорожным хрипом заглатывал ртом воздух. Исцелив-собой человека, он, несмотря на ужасную слабость, пополз дальше, туда, где боль все еще неистовствовала, готовясь принести смерть живому существу. Предназначенный для того, чтобы дать миру любовь, он, столкнувшись с миром и осознав его полную себе чуждость, погибал, безнадежно увядая с каждой минутой. ...На вершине холма смерть уже похозяйничала, унеся с собой жизни троих людей. Их разодранные останки валялись в лужах еще теплой крови. Но один человек, с изуродованной, превратившейся в жуткое месиво, ногой, был все еще жив, и он, собрав все свои оставшиеся силы, направился к нему. Он подполз к человеку уже совсем близко, когда тот очнулся внезапно от кошмарного забытья, разглядел его и, что-то угрожающе крикнув, зашарил вокруг себя рукой, по-видимому, в поисках оружия. Исцеляя-собой человека, он даже не заметил, что тот тычет с остервенением в него большим, быстро становящимся багряным от крови ножом. Он, конечно, не почувствовал боли. Ведь он и был сейчас ею.
...Очнулся я, братцы, когда уже светать начало. Вернее, не сам очнулся, а почтенный командир Рях меня в себя привел. Тут и объяснил он, какая с нами беда случилась, сказал, что все кроме нас от взрыва вражеского снаряда погибли! И Зорк-Бугай, и Нок-Хомяк, и Тул-Страус, остряк наш, и даже Пель-Сапог, бесноватый наш несчастный (ну хоть в этой гибели была какая-то справедливость!). А трупы ихние почтенный командир Рях сразу похоронил, моего пробуждения не дожидаясь, свалил их в воронку, мерзким снарядом оставленную, да и землицей засыпал. Ну, делать нечего, пришлось нам с почтенным Ряхом назад, к своим, возвращаться (не продолжать же вдвоем выполнение императорского задания!). Не буду я в подробности возвращения нашего вдаваться, скажу лишь, что не было оно легким, но и тяжелым особенно его не назовешь. Зато, как прибыли мы на землю нашу родную, сам Его Святейшество наш величайший император Пох Десятый, о трудностях нашего похода прослышавший, пригласил нас с почтенным Ряхом (тогда еще командиром, а теперь уже генералом) к себе на прием и самолично почетнейшими медалями "За личное мужество" наградил! Дай Миросотворитель ему жить до тех пор, пока не сдохнет последний рогоносец!
2001
