Бесноватые - [54]

— Окажи любезность, — она указывает на прилавок позади него, — нажми этот рычажок.

Он оглядывается и видит стальной кофейник.

— Да, конечно, — он улыбается и трясет головой, на кофейнике загорается оранжевый огонек, а затем он поворачивается к ней снова. — Клянусь тебе, Молли, я не хотел причинить тебе боль, и я никогда больше этого не сделаю. Но мне надо было заставить тебя выслушать меня. Я хочу только, чтобы ты была счастлива, и если мы сможем договориться до того, что я при этом тоже буду счастлив, ну тогда, здорово, — всем повезло!

Она пытается сосредоточиться, сообразить, насколько далеко она сейчас находится от телефона, от двери, от кухонных ножей.

— Что ты задумал, Дуэйн?

— Ты меня не любишь. У меня нет никакого образования, я обслуживаю столики и приношу людям кофе, Бога ради! — Она бросает взгляд на кофейник. Оранжевый огонек на кофейнике погас со щелчком.

— Ты сильная, Молли. Ничто не может вывести тебя из равновесия. Это именно то, что мне нужно, — по-настоящему сильная женщина.

— Чтобы я могла об этом думать, мне нужен кофеин. Ты не нальешь мне кофе?

Он поднимается, а потом, кажется, передумывает:

— Вот ты и принеси. Ты ведь сказала, что это твоя работа.

Она думает, до какой степени сумасшедшим надо быть, чтобы позволить ей взять кипящий кофейник. Может быть, дело просто в доверии. А может быть, ему нравится, чтобы она его обслуживала.

И вот тогда она понимает истинную природу его предложения. Он любит ее силу так отчаянно, что хочет, чтобы она использовала ее против него. Он хочет, чтобы она выплеснула ему в лицо горячую жидкость, пырнула его ножом, наказала его, заставила плакать. Хочет продемонстрировать ей свою беспомощность. Он делает ей предложение. Она думает, что это безумный мир, но в нем, в этом мире, случаются сделки и похуже. Она ведь может остаться одна на всю жизнь.

Она наливает кофе в толстые белые чашки, куда входит меньше напитка, чем можно подумать. Твердой рукой она несет их вместе с кофейником к стоящему в тени столику. Глаза его следят за ней, когда она опускает на столик чашки и поднимает горячий стальной сосуд на уровень его лица.

Он подзадоривает ее.

— Давай, Молли. Давай, и я тогда сделаю так, что тебе никогда не придется работать в таком адском месте, как это. Я никогда не обижу тебя. Я буду боготворить тебя как принцессу. Там, снаружи, есть люди поненормальнее меня, — он облизывает губы. — Давай, детка, покажи, из какого ты теста делана.

Молли некоторое время обдумывает предложение, а затем опускает кофейник. Она бездумно дотрагивается до распухшей губы, прежде чем заговорить.

— Знаешь, это очень смело с твоей стороны — думать, что меня это возбуждает просто потому, что я подаю кофе.

— Каждый хочет ощущать себя нужным.

Она могла бы, конечно, швырнуть кофейник ему в глаза и убежать, но тогда это никогда бы не кончилось. Вместо этого она тихонько ставит кофейник на стол и идет к двери.

— А теперь слушай меня. Я обслуживаю твой столик, я терплю все это дерьмо, но внутрь меня тебе ходу нет. Я больше не буду бегать от тебя по городу, Дуэйн. Если ты еще раз придешь за мной, клянусь, дело кончится тем, что я прикончу тебя и сяду в тюрьму.

— Ты глупая сука! — кричит он ей вслед, и она понимает, что он говорит так потому, что принять муки и смерть от ее руки — то, чего он жаждет больше всего. Она пытается понять, что случилось с ним, когда он был мальчиком, что ввергло его в такое сексуальное рабство, под власть сильных женщин. — Что у тебя вообще есть? Ты состаришься и умрешь, подавая говенную еду людям, которым на тебя насрать! У тебя ничего нет и ничего не будет!

— Ты прав, дорогой, — она улыбается сама себе под фонарем, залитым струями дождя. — Это, — она широко разводит руки, — это то, что я делаю. Но чтобы у человека был стимул по утрам вставать с постели, ему достаточно делать хорошо всего одну-единственную вещь. А я — чертовски хорошая официантка. А что заставляет жить тебя?

Позже она сядет в баре, немного выпьет, может быть, всплакнет. Но вот сейчас, когда она уходит прочь в ночной дождь, она уже думает о том объявлении, где приглашали официантов в «Чикен-Лодж» в центре города, — это был захудалый семейный ресторанчик, с хорошими сменами, с крошечной зарплатой, плюс чаевые.

Спустя четыре месяца в газете «Кливленд Плейн Дилер» появилась заметка в две строчки о каком-то богатом парне, которого нашли заколотым во время мирного семейного обеда. Полиция разыскивала женщину, которая подавала ему последнюю трапезу.

Над стеклянным потолком

Она не могла поверить, что пропустила звонок. Алана Даттон попросила дежурную позвонить и разбудить ее в семь утра, а сейчас было десять минут восьмого, что означало, что у Макса будет фора. Первая встреча начнется через десять минут, а перед этим ей надо принять душ, одеться и что-нибудь сделать с волосами. По крайней мере, она могла пренебречь завтраком: состоявший из нескольких блюд обильный ужин в старом городе тянулся до двух часов ночи. Она привыкла спать по четыре часа в командировках. Клиенты ожидали, что их будут угощать изысканной едой, хорошими винами и густыми соусами, а обслуживание в людных ресторанах, где подают морепродукты, было до извращения медленным, и после этого всегда требовалось еще посидеть для утешения в гостиничном баре. Она подкрасилась, загружая свой портативный компьютер, скачала ежедневную электронную почту, влезая в брючный костюм, и проскользнула в главный конференц-зал отеля «Негреско» во время первой же паузы во вступительном обращении. За окном, затянутым прозрачными шторами, она видела загорелых парней на роликах, которые катались по солнышку вдоль Бульвар де Англез с таким видом, как будто им было наплевать на весь мир.