Бесконечность не предел. Трилогия о числонавте Прохоре Смирнове - [23]

— Всё правильно, жизнь близлежащих числомиров отличается незначительно. Меня видел?

— Тебя? Ах да, ты думаешь, тот Прохор был со мной? Нет, он в Суздале, они разговаривали по телефону. По-моему, я его озадачил.

— Кого?

— Десятого Данимира. Он меня почуял, когда я начал осматриваться, и бросился рьяно искать в своей голове «беса». Пришлось успокаивать.

Прохор сжал зубы.

— Как?

— Ну, я ему нашептал на ушко, что я из другого измерения, что таких, как мы, — миллионы и мы можем общаться.

— И он успокоился?

— Не совсем, хотя крепкий мужик, с рассудком у него всё в порядке. Во всяком случае, психовать он не стал, таблетки пить тоже, врачам звонить даже не подумал. Тут позвонил ты, то есть десятый Прохор, я послушал и тихо слинял.

— Я же тебя учил, как обходить сознание носителя, чтобы он ничего не почувствовал.

— Извини, растерялся, — виновато сморщился Саблин. — Дай водички.

Прохор налил в кружку родниковой воды из графина, подал другу.

— Что ещё ты успел оценить?

— Деревню. — Саблин расплылся в улыбке, потряс указательным пальцем. — Мы с «родичем» выходили на улицу. Восхитительная архитектура, без дураков! Такие терема, такие шатры, такие узоры! У нас только в глубинке можно увидеть резьбу по дереву — наличники там, балясины, коники, ворота, да ещё в рисунках художников. У моей Вареньки есть альбомы старых художников, создавших целый цикл картин «Русь изначальная, дохристианская», вот примерно то же самое я и увидел. Дух захватило! Чистое барокко. Всё летит, тянется вверх, воздушное, лёгкое, красивое. А ведь на дворе 30-е годы XXI века!

— Это не барокко, — задумчиво сказал Прохор, слегка удивлённый реакцией всегда уравновешенного Саблина. — Симметрию и гармоничные пропорции пользовали и наши прадеды. Недаром десятка совершенна, потому что объединяет дух и материю. И архитектура десятого Ф-превалитета включает в себя все законы «божественных» пропорций.

— Золотое сечение?

— Золотое сечение, золотой вурф, «летящий» фрактал.

— Ты говоришь как архитектор.

— Я говорю как математик.

— В общем, кое-что я увидел, но понял далеко не всё, так что надо бы сбегать туда ещё разок. Да и «родича» — десятого Саблина успокоить не мешало бы.

— Успокойся, надо всё тщательно проанализировать. Я вообще удивлён, что ты с первого раза вернулся домой, в родного носителя. Мне это удалось только с третьей попытки.

— Ладно, давай анализировать, — согласился Саблин. — Я только за киселём схожу.

Он сунул ноги в тапки, пошлёпал к двери.

— Пока ты будешь пить кисель, я схожу в десятку, — улёгся на кровать Прохор. — Посмотрю, какую ты волну там поднял. Выясню, звонил ли десятый Данимир моему «родичу».

— Я подожду. — Саблин вышел, всё ещё находясь под впечатлением своего первого выхода в «матрёшечную» Вселенную.

Прохор погладил эргион, ощутив его слабую вибрацию, сосчитал до трёх и нырнул в «прорубь» виртуального перехода между числомирами.

Глава 2 Второй

Давайте знакомиться

Вставать было лень. Будильник, встроенный в изголовье кровати, вторично издал мягкий мурлыкающий звон.

— Замолкни! — проворчал Прохор, глядя на чистое голубое небо в окне, с которого сползла ночная вуаль.

Будильник обиженно замолчал.

Вспомнилось старое: лень — двигатель прогресса.

Прохор усмехнулся. Возможно, те компьютерные и кибернетические прибамбасы-гаджеты в доме и были выдуманы адептами лени, однако они существенно скрашивали и разнообразили жизнь.

— Кофе!

— В постель? — вкрадчивым, исключительно мягким голосом осведомился мажордом.

— Нет, буду завтракать на кухне, через четверть часа. Кроме кофе, яичницу с беконом на два яйца и бутерброд с фитаки. Мультисок.

— Будет сделано.

Прохор полежал ещё минуту, настраиваясь на рабочий ритм, встал и пошлёпал босыми ногами в бытовой модуль с туалетом и ванной.

Квартира у него была небольшая, двухкомнатная, но современная, напичканная гаджетами всех типов, и любой его жест или слово сопровождались бесшумными всполохами наблюдающих и ухаживающих за домом технических систем. В 2030 году эти системы завоевали весь мир, и даже в таких небольших русских городках, как Суздаль, ими пользовались все, кто имел достаточно средств для реализации своих фантазий. А поскольку Прохор Шатаев (фамилию Шатаев он взял по матери после того, как отец, Кирилл Смирнов, бросил семью) работал ведущим специалистом студии технического дизайна «Суздалёт» при Аэрокосмической корпорации «Энергия», он мог себе позволить пользоваться встроенными в стены, пол и потолок супермодными хомерами, как называли системы датчиков и манипуляторов.

Пока он умывался, сотни белковых датчиков в зеркале, унитазе и раковине провели анализ его физического состояния на молекулярном уровне. Включённая после этого тихая музыка сообщила ему, что со здоровьем у него всё в порядке.

— Выключи, — бросил он, разглядывая себя в зеркале.

Нарциссизмом он не болел, однако за обликом следил, а так как в воскресенье он не брился — из-за той же лени, то подросшая за двое суток щетина напомнила ему о необходимости привести себя в «светское» состояние. «Модно» небритых мужчин он не уважал с детства.

Бритьё заняло три минуты. Роботами типа «универсал» с кучей манипулей Прохор не пользовался, у него была простая бритва «Руссобраун», крохотные эффекторы которой легко превращали кожу лица в идеально гладкую «пустыню».