— Эй! Эй, Альберт, где вы?!
— Да, я здесь, — отозвался я с дивана, где было задремал после бессонной ночи.
Он повернулся ко мне:
— Есть… Должно получиться! Понимаете… это как с музыкой. Я все делаю, напевая. У меня есть песня для еды, для одевания, для ванны — для всего. Но если меня прервать, теряю нить — не узнаю даже собственного тела. Самое простое, конкретное действие становится безумно сложным.
— Простое и — безумно сложное действие?
— Да, именно так! Линия, поверхность и сфера — что может быть проще?
— Не понимаю…
— Клюшка, поле и мяч: игра! Сложите три простейшие абстракции, добавьте человеческий фактор — и множество комбинаций станет столь сложным, что его не выразить даже Теневым Числом. Вытеснение!
— Так, значит, игра?
— Игра! И чем проще — тем лучше!
— Допустим. Но, профессор… в вашем мозге процесс зашел слишком далеко даже для нейродеструкции.
— Чепуха, я пойду до конца! Проклятое любопытство: хочется взглянуть в глаза Абсолютной Абстракции, а там — будь что будет. Клюшки, мячи и поле! Надеюсь, ваши стажеры сумеют все это оперативно соорудить здесь, на Церере? Дайте моим мальчикам клюшки в руки, и они сумеют за себя постоять! А Числа… Числа пусть катятся к…!!!
Так появился о’льф.
Профессор Вааль прожил еще пять очень странных лет. Напевая, он, казалось, бесцельно скитался на своем боте от планеты к планете. Многие его жалели. Некоторые — помогали. Кое-кто ненавидел, но никто не понимал.
Затем появилась система Безопасных Трасс: все необходимые для этого расчеты проделал профессор Вааль. Чуть позже возникла система непозиционного счисления, и теперь даже ребенок способен рассчитать курс корабля в пределах Солнечного Круга, а взрослый — до ближайших звезд. Основы этой системы также заложил Вааль. Он оставил след и в нейрофизиологии: то, что вы называете «о’льфом», в энциклопедии психогигиены обозначено как «прививка Вааля» — лучшая профилактика для всех, чьи умы сталкиваются с Абстракциями.
После этой истории мы встретились лишь однажды, здесь в «Приюте».
Его глаза вглядывались в Неведомое, лицо озарила счастливая улыбка:
— Звезды… Она полна звезд! — прошептал он и ушел.
Я оплакиваю его до сих пор. Жизнь человека, который, утратив целый мир, нашел в себе силы служить людям — всего лишь абстракциям в его глазах, — достойна лучшей памяти, чем турнир по о’льфу. Но о’льф все же лучше, чем ничего.
* * *
Угли в камине давно погасли, погрузив зал в полутьму. Новичок прислушался: может, док Грижас добавит что-то еще? Но тот молчал, как будто задремал в кресле. Наконец Новичку стало ясно: чаша горечи испита до дна. Кто-то из игроков подал знак, все вышли в холл, пошептались, и вскоре, включив внутреннюю связь, док услышал темпераментные вопли:
«Третий кратер: удар!»
«Ды-ши! Дыши! ДЫ-ШИ!!!»
«Е-е-есть!!!»
«Какие там микробусы ползают возле пятого кратера?! Поберегись, козявки! Удар!»
«От козявки слы… Ай!!! Осторожней, Новичка угробите!»
Док Грижас отключил связь, добавил в кружку горячего чая из термоса, щедро плеснул туда же «Кедровой Горькой», попробовал и улыбнулся. Жизнь шла своим чередом: медленными, неправильными, странными кружными путями пробираясь к истине…
А Новичок… Кажется, Новичок понял главное.
Если вдуматься, жизнь очень простая штука: мяч, клюшка, поле.
Вдох.
Удар!
Сверкающая звездочка Судьбы устремляется ввысь и скрывается за горизонтом.
И ты идешь вслед — в Будущее, чем бы оно ни оказалось.
Будущее — вот то, что есть у Человека и никогда не появится у машины.
Искусственного Будущего не бывает…
