Бесконечная свобода - [66]

Я приготовил тушеный рис с консервированными фруктами, мы сели у огня, ели и слишком много пили.

— Земля, наверно, покажется тебе такой же? — задумчиво спросила Сара. — Только хуже.

— Не знаю, — ответил я, — это было так давно. Я думаю, что уже привык к мысли о том, что очень мало что смогу узнать там.

Я подбросил пару поленьев в огонь и подлил вина в кувшин.

— Наверно, я рассказывал тебе про парня из двадцать второго века?

— Давным-давно. Я почти все забыла.

— Он прибыл на Старгейт в то время, когда я сидел там, дожидаясь, пока Чарли, Диану и Аниту переделают в гетеросексуалов. Он был один, возможно, единственный оставшийся в живых после какого-то сражения. Хотя об этом мне доподлинно ничего не известно.

— Ты предполагал, что он будет душевно опустошен?

— Именно так. Но не это заинтересовало меня. — Вино было прохладным и терпким. — Он вернулся на Землю в двадцать четвертом веке. Рожденный в 2102 году, он был уволен из армии в 2300-х. Как и мы с твоей матерью, он не смог перенести тех изменений, которые произошли в земном обществе, и вновь завербовался, лишь бы избавиться от необходимости смотреть на все это. Но то, что он описывал, казалось по рассказам намного лучше, чем тот мир, в котором он родился. К тому времени прошло уже полвека после нашего с Мэригей отлета на войну, и положение на Земле стало намного хуже, чем было при нас. Преобладающей причиной смертей в Соединенных Штатах в то время являлись убийства, а большинство убийств происходило во время разрешенных законом дуэлей. Люди разрешали споры, разрешали деловые проблемы и даже играли в азартные игры при помощи оружия — я ставлю все, что имею, ты ставишь все, что имеешь, мы сражаемся насмерть, и победитель получает все.

— И ему нравилась такая жизнь?

— Он любил ее! И после всех своих тренировок, с великолепной подготовкой для рукопашного боя и умением владеть разнообразнейшим оружием, с боевым опытом, он рассчитывал, что станет очень богатым человеком. Но Земля больше не походила на знакомый ему мир. В нем имелась каста воинов, люди вступали в нее с самого рождения — их биологически проектировали для этого — и оставались до самого конца. Они попадали в армию еще детьми и никогда больше не расставались с нею, никогда не смешивались с мирными обывателями — именно мирными. Земля стала планетой послушных ягнят, живших общинами. Никто не имел и не желал иметь больше, чем кто-либо другой; никто даже не говорил плохо ни о ком другом.

Мало этого. Они сознавали, что их гармония создана искусственно, путем биологической и социальной инженерии, и были довольны этим. И тот факт, что от их имени на сотне планет проходит ужасная война, просто еще больше укреплял логическое заключение о том, что их собственная повседневная жизнь должна быть еще более безмятежной и цивилизованной.

— И он удрал обратно в армию?

— Не сразу. Он знал, насколько ему повезло, что он вернулся живым и невредимым, и не стремился повторно испытывать судьбу. Он не мог жить с овцами и поэтому решил уйти от них: нашел малонаселенную местность, где можно было попробовать прокормиться собственным трудом на земле. Но они не захотели позволить ему этого! Не пожелали оставить его в одиночестве. Он не мог никуда спрятаться от них, и каждый день они посылали кого-нибудь нового, чтобы попытаться уговорить его прийти к ним в хлев. Он дрался с пришельцами, или по крайней мере нападал на них — они не сопротивлялись — и даже убил нескольких человек. Но каждый раз на следующий день появлялся новый посланец, исполненный жалости и беспокойства за него. А спустя месяц или два его посетил армейский вербовщик. Он ушел на следующий же день.

Некоторое время мы сидели, молча глядя на огонь.

— Ты думаешь, что не смог бы приспособиться к ним?

— Речь идет не о том, чтобы приспособиться. Я никогда не смог бы стать таким, как они. Не смог бы жить в их мире.

— И я тоже, — сказала она. — По твоему рассказу, тот мир похож на мир Человека.

— Да, видимо, так и есть. — На тот самый мир, от которого я удрал на Средний Палец. — Это был, вероятно, первый шаг. И даже несмотря на это, мы продолжали воевать с тельцианами еще добрую тысячу лет.

Сара взяла наши тарелки и ложки и отправилась в кухню. Было заметно, что она неуверенно держится на ногах.

— Я надеюсь все же, что он окажется другим, если я… если нас выберут.

— Конечно. Все изменяется. — Правда, я не был уверен, что этот постулат сохраняет силу и после того, как Человек завладел миром. Зачем тогда нужен весь этот беспорядок с совершенствованием рода?

Она кивнула и побрела наверх, в свою спальню. Я вымыл посуду, хотя в этом, пожалуй, не было особого смысла. Вряд ли, пока я жив, здесь вновь появятся обитатели.

Я расстелил свою постель перед очагом, предварительно запихнув в него здоровенное полено, которое должно было гореть всю ночь, лег и уставился в огонь, но не мог заснуть. Возможно, я выпил лишнего; такое со мной иногда случается.

Почему-то меня преследовали миражи войны. Не только воспоминания о кампаниях и той паре стычек, в которые пришлось вступить мимоходом. Я зашел и дальше, во времена обучения, к порожденным тренажерами вымышленным битвам, в ходе которых я убивал фантомы при помощи самых разнообразных средств, начиная от камня и кончая нова-бомбой. Я подумал было о том, чтобы выпить еще вина: может быть, это поможет прогнать видения. Но назавтра мне предстояло вести машину и просидеть за рулем по меньшей мере половину долгого дня.