Бесконечная шутка - [29]
Известно, что в течение последних пяти лет жизни доктор Джеймс О. Инканденца обналичил все свои активы и патенты, уступил руководство Энфилдской теннисной академией сводному брату жены – бывшему инженеру, до недавнего времени занимавшему должность в администрации любительского спорта Провинциального колледжа Троппингемшира, провинция Нью-Брансуик, Канада, – и посвятил все свободные от пагубных привычек часы исключительно производству документалок, арт-лент с техническими выкрутасами и смутно язвительных драматических картриджей с вкраплениями своих обсессий, оставив после себя значительное (учитывая поздний творческий расцвет) количество законченных лент и картриджей, часть из которых заслужила культовый статус в академической среде за свои техническую затейливость и пафос, одновременно сюрреалистически абстрактный и душе– (а то и ЦНС-) раздирающе мелодраматический.
Безвременная кончина в результате самоубийства профессора Джеймса О. Инканденцы-мл. в пятьдесят четыре года стала тяжелой утратой по меньшей мере для трех миров. Президент Дж. Джентл (С. К.) от имени ОНР МО США и посткольцевой КАЭ ОНАН посвятил ему панегирик и передал соболезнования семье по засекреченной электронной почте ARPANET. Похороны Инканденцы в квебекском округе Л'Иль дважды откладывались из-за кольцевых циклов гиперфлорации. «Корнелл Юниверсити Пресс» объявило о планах издания юбилейного сборника статей. Некоторые ведущие так называемые «апрегардные» и «антиконфлюэнциальные» молодые режиссеры в Год Шоколадного Батончика «Дав» применяли в корпусе своих работ некоторые косвенные визуальные отсылки, – в основном контрастное освещение и съемку заказными объективами, которыми отличалась фирменная глубина резкости Инканденцы, – в качестве своего рода внутрицехового элегического посвящения, которое бы не считал ни один зритель. Интервью с Инканденцой посмертно включили в труд о зарождении кольцевания. А те из игроков-юниоров ЭТА, на чьи гипертрофированные руки налезали черные напульсники, не снимали их на корте почти весь год.
Денвер, Колорадо, 1 Ноября Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»
– Ненавижу! – вопит Орин любому, кто пролетает рядом. Он не крутится и не вращается по спирали, как полагается; он скорее лавирует – парящий эквивалент снегоочистителя, незрелищный и нацеленный только на то, чтобы закончить срочно, целым и невредимым. Нейлон красных крыльев трепещет в восходящем потоке; плохо приклеенные перья линяют и воспаряют. Восходящий поток – оксиды от тысяч вопящих глоток «Майл-Хай». Это самый громкий стадион, факт. Он чувствует себя придурком. В клюве трудно дышать и смотреть. Два запасных энда делают что-то вроде совместной бочки. Самое худшее – момент перед тем, как они прыгали с края стадиона. Руки в верхних рядах тянутся и хватают за ноги. Все хохочут. Камеры «ИнтерЛейса» панорамируют и наезжают; Орин отлично знает, что огонек сбоку означает «зум». Как только они взмыли над полем, голоса растаяли и слились с оксидами и восходящим потоком. Левый гард воспаряет вместо того, чтобы опускаться. У кого-то отваливаются пара клювов и лапа, кружат вниз к полю. Орин угрюмо лавирует вперед-назад. Он из тех, кто твердо отказался свистеть или чирикать. Плевать на премию. Громкоговоритель стадиона – словно полощут стальное горло. Ничего не понятно, даже на земле.
Унылый старый экс-квотербек, который в эти дни только придерживает мяч для первого удара, парит недалеко от медленного зигзага Орина, в добрых ста метрах над 40-ярдовой отметкой. Он один из маскотовсамочек – его клюв тупее, а крылья – неброского красного.
– Ненавидь и презирай это всем гребучим сердцем, Клейт!
Квотербек пытается устало махнуть крылом в ответ и чуть не влетает в пенек пера Орина.
– Почти приехали! Наслаждайся полетом! Йо – зацени декольте на 22 G, прямо за… – и теряется в реве, когда первый игрок приземляется и сбрасывает промо-аппарат в красных перьях. Надо кричать, чтобы тебя хотя бы услышали. В какой-то момент начинает казаться, что толпа ревет из-за собственного рева – рев в квадрате, словно что-то сейчас взорвется. В зоне полузащиты один из «Бронко» в костюме маскота спотыкается и шлепается, так что кажется, будто у быка оторвался зад. Орин не рассказывал ни одному «Кардиналу», даже психологу или психотерапевту – специалисту по визуализации команды о своей смертельной боязни высоты и падений.
– Я пантер! Я бью по мячу! Мне платят, чтобы я бил далеко, высоко, хорошо и всегда! Личное интервью о своей личной жизни – это еще ладно! Но вот это переходит все границы! Хватит это терпеть! Я спортсмен! Я не актер фрик-шоу! На переговорах о переходе никто не предупреждал про полеты. В Новом Орлеане были только рясы и нимбы, и цитра раз в сезон. Но только раз в сезон. А это вообще кошмар!
– Могло быть и хуже!
Кружа к линии крестиков на земле и парням в бейсболках, которые помогают снять крылья, наглым пузатым добровольцам из головной администрации, которые умеют хмыкать над тобой так, что даже не выдвинешь потом обвинение.
