Бесконечная империя. Россия в поисках себя - [14]
Во-вторых, и это вытекает из первого обстоятельства, население огромной территории оказывалось исключительно многоплеменным. От Невы до южного течения Днепра и от Двины до Клязьмы жили представители как минимум 20 различных народностей — кривичи и волыняне, древляне и поляне, вятичи и радимичи, а также многие другие. Появление в Новгороде викингов вызвало приток значительного количества выходцев из Скандинавии[104]. Постоянные столкновения с половцами, сопровождавшиеся неизменными замирениями, приводили к многочисленным бракам между кочевниками и славянами, постепенно становившимися нормой[105]. Что же касается формировавшейся знати, то она все более «интернационализировалась»: практически немедленно после обращения Руси в христианство родственные связи соединяли киевских и новгородских князей с самыми разными европейскими народами; как известно, у Владимира Святославича были болгарская, половецкая, чешская и византийская жены; его сын Святополк женился на дочери польского короля Болеслава, а дочь вышла замуж за князя Казимира I; дочери его сына Ярослава Мудрого вышли замуж за королей Венгрии, Франции и Норвегии[106]. Однако несмотря на это (а может быть, вследствие этого) Русь оставалась совершенно особой территорией: не-Европой и не степью, не севером и не югом — иначе говоря, сохраняла свою специфику огромной окраины Европы и Византии, норманнских владений и территории кочевников. Эта особенность подтверждалась и еще одним обстоятельством.
В-третьих, следует отметить, что «выплескивание» славянских племен на территорию Великой равнины отличалось от гигантских переселений народов IV–VI веков еще и тем, что в новых местах переселенцы не наблюдали следов более высокой цивилизации. Если готы, осевшие от Паннонии до Испании, и вандалы, завоевавшие Северную Африку[107], как позже и норманны, подчинившие себе часть Франции, Британию и даже южные районы Италии[108], осваивались на римских землях, где они находили развитую инфраструктуру, города и живую память о самом мощном государстве недавнего прошлого (а некоторые из них ассимилировались и даже принимали участие в защите умиравшей империи от новых волн притекающих полчищ[109]), то расширение зоны, контролировавшейся славянскими народами, не приводило к созданию типичного европейского государства. Многие исследователи постоянно указывают на доминирование общинной собственности[110]; на отсутствие традиционной для европейцев примогенитуры как принципа наследования[111]; на условную власть князя, постоянно подтверждаемую народом на вечевых собраниях[112]; на возможность его призвания и изгнания[113] и на прочие моменты, во многом свидетельствующие о протогосударственном характере Древней Руси. Не подвергавшаяся угрозам с Запада на протяжении четырех-пяти первых веков своей истории, Древняя Русь оставалась окраиной Европы не только в цивилизационном или «технологическом» смыслах, но и в политическом, сохраняя не столько отсталые, сколько специфические формы социальной организации (подчеркнем, что мы ни в коем случае не идентифицируем «окраинность» с отсталостью).
В период своего становления Русь активно взаимодействовала с соседями (через нее пролегал один из важнейших торговых путей того времени, ее купцы достигали Персии, русские наемники участвовали в византийских военных экспедициях в Средиземном море[114], германские племена создавали оборонительные укрепления (марки) на восточных границах) и многое у них заимствовала. Однако по мере «взросления» русская цивилизация (и особенно ее высший класс) стала искать возможности сближения с каким-то из крупных государств — во многом пытаясь найти образец для подражания не на бытовом, а на политическом и идеологическом уровне. Варианты, имевшиеся у князя Владимира, известны[115] — но в итоге был сделан самый «естественный» выбор: коль скоро центр русской государственности неумолимо сдвигался к югу; важнейшим «иным» для русичей оставалась Византия; а христианство стало проникать в Киев начиная с середины IX века[116], сближение с восточной империей стало делом времени. По сути, с ключевого для Руси события — принятия христианства в 988 г. и начала эпохи «византийского просвещения» — стартовала современная история страны, которая описывается в ряде работ, и прежде всего в недавней книге Е. Кузнецовой и Э. Люттвака[117], как история рецепций, или заимствований, социальных, политических и производственных технологий из внешнего мира с их последующими адаптацией и развитием. Эта историческая особенность эволюции российского общества столь важна, что следует сказать о ней несколько слов, прежде чем перейти к рассмотрению отдельных волн, или этапов, такой рецепции.
