Бесиво - [8]
Но зато я, к примеру, знаю, как устроен двигатель внутреннего сгорания. По крайней мере, мне кажется, что знаю. И потому с этим якобы знанием я по-свойски подхожу к сверкающему «БМВ» и, касаясь сверкающей, но еще сыроватой от недавнего ливня поверхности капота, говорю парню-водиле, как равному по знаниям:
— Отличная тачка. Но литров пятнадцать кушает за сто?
Водила не шкаф и не мордастик, нормальный парень, и отвечает по-человечьи, а не по-новорусски.
— Когда как. Когда по воле идет, не больше двенадцати.
— Воля — где-то от ста сорока?
— Примерно.
Охранник «олигарха» стоит у входной двери и присматривает за нашим общением. Водила же отвечает за «тачку», а не за «олигарха», к тому же он, похоже, не столь давно в своей роли и потому на разговор идет как бы назло забронзовевшему в бдительности охраннику.
— А это ваша? Да?
Кивает головой в сторону моей ливнем отмытой зеленой «Нивы», каковую я приткнул в самом конце бордюра, окаймляющего фасад редакционного здания.
— Это мой личный рэкетир, — отвечаю с гордостью.
— Понятно, — кивает водила, — крестовины летят через три тысячи, рулевые — через девять, раздатка — через пятнадцать. Так?
— А вот и не так! — торжествующе тычу ему пальцем в лицо. — Раздатка у меня полетела через двадцать тысяч!
Парень разводит руками.
— Ну, отец, считай, что тебе крупно повезло. Не иначе как тачку твою собирали в присутствии президента.
Отличный парень!
— Раньше кого возил?
— Командиров.
— А этот… «командир»… как? — киваю на окна редакции.
— Да ничего, — пожимает плечами, — не шебутной. Не жмот.
— А случайно в прицел попасть? Не боишься?
И этот мой вопрос его не смущает.
— Бывает маета… Но, похоже, они тут еще до меня отстрелялись. Теперь вроде бы все по понятиям… Как говорят, шеф потолок держит, ну то есть не высовывается. А «Нива» у тебя… Рыбак, поди?
— Любитель, — отвечаю скромно.
— А чо, ближе под Москвой пусто?
— Мелочь… Да электроудочки… Всего крупняка переглушили…
— С шефом знаком?
— Только что познакомились. Дельце пустяковое к нему. Договорились. Подожду.
— Ну, если с шефом у тебя нормально, могу как-нибудь в блатное место свозить. Карп под три кило, знай тащи! Сам, как ты говоришь, любитель. Только вот времени…
Тут как раз краем глаза замечаю, что охранник у подъезда сперва сунул к уху сотовый, а потом шмыгнул в подъезд. Через пару минут из подъезда выдавилась вся компания: первым все тот же охранник, для порядку шеей покрутив, за ним степенно «олигарх», «главный», слегка забегая дорожку, и только через паузу независимо, будто сам по себе, Федор Кондратьевич, но, как можно было приметить с расстояния, уже без прежней смурности на лице, что, видимо, было для него непривычным, и он делал вид, что солнышко на полусклоне чересчур отмыто недавней грозой и глазам в ущерб…
В том же порядке компания приблизилась к машине, процесс рукопожатий и раскланиваний занял еще две-три минуты, и, конечно же, наш «правдолюб» не был бы сам собой, если б не отмочил: излишне крепко пожимая руку «олигарху» и вперив в него свои огромные, словно от природы злые глазища, истинно зловеще улыбаясь при этом, прохрипел отчетливо:
— Ну что ж! С паршивой овцы хоть шерсти клок!
Помню, я чуть в капот не вжался в ожидании неминуемого скандала. Но «олигарх» только ахнул от крепости рукопожатия, ладонью потряс и сказал будто никому конкретно:
— Ничего себе клок! Истинно паршивая овца на этот клок на Канарах месяц отбалдеть могла бы. Но вы, — это уже конкретно Федору Кондратьевичу, — поскольку вы у нас в районе главный народный заступник, таким и будьте, непримиримым, а то мы, враги народа, вас и разлюбить можем. А это нам нежелательно, нам желательно грехи замаливать и в первую очередь любить противников своих. Так что уж извольте держать марку! Ну надо же, чуть без руки не оставил! Хорошо, успел нужные подписи поставить.
Получив эти самые подписи, «главный» только хихикал да подмигивал нам с водилой, довольно потирая руками бока.
— А вы, — кивнул мне «олигарх», — как я понял, писатель и хотите порасспросить меня о днях минувших? Или это только повод, чтобы ковырнуть день сегодняшний? По-честному?
— По-честному, — отвечал я со спокойной совестью, — про сегодняшний — ни гугу.
— Даже странно, знаете ли… Тогда так. Я сейчас еду к нашему городскому дарованию… Не слыхали про такого? Ну как же! Мое открытие и приобретение. Творения его клешней ныне в десятке европейских музеев. Между прочим, бывший ученик нашего дорогого Федора Кондратьевича…
— Чем я отнюдь не горжусь, — хмуро отреагировал бывший учитель, — и вообще мне ваше общество…
Махнул ручищей и потопал прочь. «Главный» тоже засуетился, в полном смысле откланялся и, потирая левой рукой левую часть своего квадрата-туловища, противоестественно для его комплекции засеменил к дверям редакции.
— Мне ехать за вами? — спросил я «олигарха».
— Так вы на машине… А может, со мной? В дороге поговорили бы. А пока я буду разбираться с «дарованием», вас вернут сюда. Как?
— Машины у вас тут не угоняют?
— Обижа-а-ете! — улыбался «олигарх», усаживаясь на заднее сиденье и приглашая меня. — Городок наш, конечно, захолустный, но пропорционально масштабу мы ничем не хуже других. Непременно угоняют. Но вы можете не волноваться. Что у вас — «жигуль», «Москвич»?
Повесть «Третья правда» (1979), опубликованная впервые на родине в журнале «Наш современник» в 1990 году, послужила причиной для большой дискуссии, развернувшейся в печати. Уже само название повести заставляет обратиться к понятию «правда». В «Толковом словаре» дается следующая трактовка этого понятия: «Правда — 1. То, что существует в действительности, соответствует реальному положению вещей. 2. Справедливость, честность, правое дело» (Ожегов 1999: 576). В «Новейшем философском словаре» это же понятие имеет такое толкование: «Правда — в русской народной и философской культуре — узловое синтетическое понятие, обозначающее абсолютную истину, дополнительно фундируемую предельной персональной убежденностью его автора.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Все складывалось удачно в этот день у Дмитрия Петровича Сницаренко: и дефицит удалось добыть для хозяйства, и совещание не утомило, и даже осталось время сходить в кино.Случайная встреча в троллейбусе возвращает его к событиям восемнадцатилетней давности, когда он, молодой чекист, участвовал в операции по ликвидации крупной бандеровской группы. Тогда он знал себя чистым, верил, что в жизни достаточно быть добросовестным и достаточно верить в идею. Он и сейчас был уверен, что вера его была истинна. И вот так, «постаревшим куском прошлого», пришло его время ответа.
Леонид Бородин мало знаком советскому читателю, так как его произведения, написанные в последние два десятилетия, издавались лишь за рубежом, а сам писатель судом «брежневской эры» был отторгнут от общества.В 1978 в издательстве «Посев» во Франкфурте-на-Майне вышла первая книга Л. Бородина «Повесть странного времени».Произведения Л. Бородина отмечены многими нашими и зарубежными премиями — итальянской премией «Гринзане Кавур» («Расставание»), премией французского Пен-клуба («Повесть странного времени»), премиями журналов «Юность», «Наш современник», «Роман-газета», премией правительства Москвы.В предлагаемую книгу включены пять повестей («Повесть странного времени», «Встреча», «Третья правда», «Гологор», «Женщина в море»), в какой-то степени автобиографичных, их объединяет одна мысль — в любые, самые тяжелые времена человек остается человеком, если он верен нравственной Правде.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.