Бешеные деньги - [28]

В пригороде Амерсфорта на улице Сингел располагалось вполне обычное трехэтажное здание. Мало кто знал, что именно здесь базируется один из радиоцентров голландских спецслужб. В светлой комнате на третьем этаже, оснащенной новейшей аппаратурой прослушивания и работал время от времени Йорст. Назывался этот вид оперативной деятельности почему-то работой «в подвале». Платили за это не слишком много, но причастность к тайне уже сама по себе была своеобразной наградой за усилия и усердие.

При прослушке первого же разговора Йорст понял, что он не знает русского языка. По крайней мере это был не тот язык, которому его учили в университете и на котором он общался в Москве и Петербурге. Пришлось Вандеровичу раскошелиться. В книжном магазине «Пегасус» рядом с Амстердамским университетом он за целых двести гульденов прикупил русско-английский словарь ненормативной лексики, составленный каким-то любителем острого русского слова из Чикагского университета. Там уже был соответствующий русский язык. По крайней мере, именно тот, на котором изъяснялись так называемые новые русские…

Последний его «подопечный» оказался и вовсе трудным орешком. Мало того, что вместо «Добрый день» он говорил «… твою мать!», он еще ударения ставил хуже, чем Йорст на первом году обучения. А неповторимый его говор заставил Йорста вспомнить, как он с русской подружкой Верой ездил без визы на советскую еще Украину, притворяясь немым латышом. Оперативное имя объекта было «Хохол», впрочем, собеседники так и называли его, неизменно добавляя к имени то или иное сакраментальное словцо из заветного словаря.

Начальство придавало прослушке Хохла большое значение. Кажется, русские очень хотели заполучить его на историческую родину, чтобы отправить в сентиментальное путешествие в самую холодную ее часть… Утром Йорст начинал день с быстрой прокрутки ночных разговоров, а после, обычно ко второй чашке кофе, он переходил в режим «он-лайн».

Голос Хохла он теперь, после недели непрерывного слушания, узнал бы среди гомона любого размера толпы. Йорсту даже снились хрипловатые интонации Хохла, а ошибки в его речи могли стать содержанием нового словаря.

Вместо по`нял Хохол говорил поня`л. Вместо центнер – цетнер. Доставалось от Хохла и родному городу Йорста, который Хохол упорно называл Апсердамом.

Скрывался Хохол мастерски. Ни внешние мероприятия, ни анализ телефонных переговоров не могли пока дать возможности схватить его «за задницу». Последнее словосочетание из лексикона Хохла Йорсту чрезвычайно нравилось. Ему безумно хотелось, чтобы Хохла именно что «схватили». Хотя бы, чтобы он прекратил издеваться над прекрасным, старинным и любимым Амстердамом!

– Сибирь по тебе плачет! – объяснял Йорст Хохлу в воображаемом разговоре, жалея, что тот не может слышать его. Чтобы оценить постановку фразы и безукоризненный выговор. И добавлял из намертво заученного в университетские годы: – Небо с овчинку покажется.

И еще:

– Поедешь, куда Макар телят не гонял.

Заканчивал Йорст односторонний разговор любимым выражением бывшей подружки Веры. Как и многие русские знакомые, она обожала ввернуть фразу-другую из старого советского фильма:

– Тебя посодют, а ты не воруй!

А Хохол орал тем временем в трубку:

– …цетнеров коню под!… Завтра же… твою мою… Я ж тебе, козел,…поотрываю!

И – почему-то ни слова о том, где именно и в котором часу будет производится это самое отрывание. Странные эти русские.

20

Павел Исидорович Помогайлов и Владимир Борисович Лузгин пристрастились обедать в одном из ресторанчиков поблизости от церкви Рупрехта. Кто такой Рупрехт, они и понятия не имели. Их больше интересовало вкусно покушать. А этот небольшой райончик, известный в Вене под названием «бермудский треугольник» отличался тем, что состоял практически из одних ресторанов. Ко всему прочему это было совсем недалеко от улицы Ротентумштрассе, круто спускавшейся от собора святого Стефана к Дунайскому каналу – там «металлические парни» снимали квартиры и офис. Три в одном – так и называли они двухэтажное зданьице, стоявшее в глубине одного из дворов.

Сегодня, впрочем, они обедали совсем без аппетита, словно отбывая обязательную повинность. На то были особые причины…

Тем не менее Помогайлов заказал себе и греческий салат, и любимые печеночные клецки. А господин Лузгин не побрезговал целой порцией жаркого «Эстергази» с каперсами и анчоусами. Очень трудно отказываться от привычных удовольствий. Поэтому после минутной заминки они все же заказали еще и бутылку красного «Венского леса».

– Да пропади он пропадом, этот Белов! Вместе со своими бандитскими мордами, – проворчал Помогайлов, вонзая вилку в ароматную, истекающую соком клецку.

В процессе поглощения пищи они напоминали двух хомячков. Грузный лысеющий Помогайлов с упругими пухлыми щеками – пегого, а худощавый с коротким седым ежиком Лузгин с аккуратными защечными мешками – соответственно, белого. Так их, хомячками, между прочим, и называли между собой столь ими нелюбимые «бандитские морды». Но Павел Исидорович с Владимир Борисовичем об этом и не подозревали. Как, впрочем, и о многом другом.