Беседы с Сократом - [3]
ВТОРОЙ (вскакивает). Я убью его.
СОКРАТ. За что? Все, что он совершает, это от незнания. Человеческая природа добра. Если бы все были просвещенны, зло исчезло бы. Например, если бы Анит умел правильно рассуждать, разве он желал бы моей смерти? Что может принести смерть тому, кто открывает истину? Стоит убить глаголющего истину, и тотчас людей охватывает любопытство к его вере и уважение к ней. Потому что нет ничего прочнее и притягательнее того, за что пролита кровь. О, частый путь истины: сначала все кричат – долой ее! – и убивают произносящего ее. Потом воскрешают эту истину и привыкают к ней. А потом говорят: «Ну, это нам всем уже давно известно!»
ПЕРВЫЙ (медленно). Я понял.
ВТОРОЙ. Я хочу, чтоб ты жил, Сократ.
ПРОДИК (возвращаясь). Сократ, что же делать?
СОКРАТ. Пить! И славить тебя, собравшего нас в эту благую ночь. (Выпивает чашу Первому.) И еще... я не открывал законов бытия, как другие философы. Я только исследовал поведение человеков. Я пытался разобраться, как надо вести себя людям в тех или иных случаях. И поэтому все, что я высказывал, будет нуждаться в постоянной проверке и сомнении... И сомнении! Ибо меняются и времена, и человек. И оттого могут меняться и рассуждения о нем. Поэтому я никогда не дерзал записывать свои беседы. Поэтому мне так не нравятся твои записи. Вы все должны запомнить главное: «Единственное, что Сократ знал окончательно, – это то, что он ничего не знал окончательно». (Выпивает чашу.)
ВТОРОЙ. Не надо. Ты будто прощаешься с нами.
Появляется КСАНТИППА, жена СОКРАТА Она еще молода.
СОКРАТ (сразу меняясь, почти заискивающе). А к нам пришла Ксантиппочка.
КСАНТИППА (передразнивая). К нам пришла Ксантиппочка. Мы не ложимся спать. Мы ждем полночи этого почтенного старца, этого плешивого урода...
СОКРАТ (шепотом). Мы тут не одни, Ксантиппочка.
КСАНТИППА (заводясь). Им что! Они продрыхнут до полудня, а ты голос пропьешь, хрипеть завтра будешь! Или, может быть, ты решил проиграть суд, преспокойно умереть и оставить меня с тремя детьми? Сначала обеспечь семью, а потом умирай сколько твоей душе угодно! Домой! Спать!
СОКРАТ. Сейчас мы допиваем последние чаши...
КСАНТИППА. Одну чашу...
СОКРАТ (шепотом). Это невежливо. Я должен выпить за всех. За почтенного хозяина, за... (Остановился, громко.) Но прежде всего я должен выпить, друзья мои, за эту женщину. Вот – истинная жена философа. После нее все кажется в жизни легким и радостным. Заметьте, как только она появилась, мы сразу забыли о завтрашнем суде. Он нас не страшит! (Первому.) Единственное, что я прошу тебя записать: жена Сократа была сварлива. За это его пожалеют больше, чем за любую смерть. (Пьет.)
КСАНТИППА. Сократ, ты мне не нравишься. Домой! Продик, помогите мне. (Кричит.) Геракл, зажигай факел!
СОКРАТ (чуть опьянел). Я не хочу Продика! (Кивнул на учеников.) Пусть идут они.
КСАНТИППА. С ними ты будешь по дороге болтать до утра! Спор закончен. (Кричит.) Геракл!
СОКРАТ. Хорошо! Тогда напоследок мы споем песню!
КСАНТИППА. По-моему, я сказала...
ПРОДИК (мягко, с вибрирующими интонациями). Ксантиппа...
КСАНТИППА (сразу смягчаясь, кокетливо). Ну хорошо, спойте песню. Только он петь не будет. (Сократу.) Тебе завтра выступать, ты охрипнешь. (Ученикам, строго.) Пойте, и быстрее.
ВТОРОЙ (поет). «К чему раздумьем сердце мучить!
СОКРАТ, шевеля губами, беззвучно, но страстно подпевает.
...Предотвратим ли думой грядущее? Вино из всех лекарств самое лучшее. Самое лучшее!.. Напьемся же пьяны!»
КСАНТИППА. Кончено! Геракл!
Входит ГЕРАКЛ, крошечный раб СОКРАТА, с факелом.
СОКРАТ (обнимая его). Милый Геракл... Какую хорошую песню я пел...
КСАНТИППА. Сократ, ты мне окончательно не нравишься! Обопрись о Геракла.
СОКРАТ (Первому). Как я сказал о ней?
ПЕРВЫЙ. Ты много о ней говорил. Например, Иону из Эфеса ты сказал: «Истинный наездник выбирает необузданную лошадь». А Диоклу из Фив...
СОКРАТ (смеется). Он все знает... Зачем я?
Ночь в Афинах. В доме ФРАСИБУЛА, одного из правителей Афин. АНИТ и ФРАСИБУЛ.
ФРАСИБУЛ стар – иссеченное шрамами лицо воина.
АНИТ (продолжая разговор). Мне тоже жаль Сократа. Но каждый день по городу разгуливает этот старец и терзает горожан своими поучениями о недостижимых добродетелях. Ежечасно он подвергает сомнению несомненные истины. Мудрейшие и почтенные афиняне в беседах с ним чувствуют себя глупцами – согласись, Фрасибул, это раздражает... Можно, конечно, отнестись к этому с юмором и добродушием. Но юмор и добродушие – удел благополучных времен. Афинский народ обозлен войной и поражением. Нервы у людей сдают. Кроме того, его влияние на молодежь...
ФРАСИБУЛ. Не кричи так!
АНИТ. Кроме того, можно легко домыслить, что Сократ ставит человеческий разум выше афинских богов, А было бы очень полезно именно сейчас поддержать наших богов. Защита святынь всегда дисциплинирует и поднимает авторитет. А в наше время...
Входит МЕЛЕТ.
Это Мелет – пифиец, он обвинил Сократа.
МЕЛЕТ (с усмешкой). Время ночное. Опустим длинное приветствие и сразу к делу, отцы города.
АНИТ. Что ты хочешь за... это? МЕЛЕТ. За что, стыдливый Анит?
Молчание.
Хорошо. Итак, за то, что я обвинил старика, с которым незнаком... За то, что я пушу в дело все красноречие поэта и в ярких красках опишу, как портит он молодежь своими поучениями... и стану трясти при этом длиннохвостой головой как доказательством своего падения... и еще рыдать, как женщина... Что я хочу за это?
«Горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! Ибо в один час пришел суд твой» (ОТК. 18: 10). Эти слова Святой Книги должен был хорошо знать ученик Духовной семинарии маленький Сосо Джугашвили, вошедший в мировую историю под именем Сталина.
«Эдвард Радзинский – блестящий рассказчик, он не разочарует и на этот раз. Писатель обладает потрясающим чутьем на яркие эпизоды, особенно содержащие личные детали… Эта биография заслуживает широкой читательской аудитории, которую она несомненно обретет».Книга также издавалась под названием «Сталин. Жизнь и смерть».
Итак, дневник верного соратника Иосифа Сталина. Калейдоскоп событий, в которых он был участником. …Гибель отцов Октябрьской революции, камера, где полубезумный Бухарин сочиняет свои письма Кобе, народные увеселения в дни террора – футбольный матч на Красной площади и, наконец, Мюнхенский сговор, крах Польши, встреча Сталина с Гитлером…И лагерный ад, куда добрый Коба все-таки отправил своего старого друга…
«Снимается кино» (1965) — одна из ранних пьес известного драматурга Эдварда Радзинского. Пьеса стала своеобразной попыткой разобраться в самой сути понятия «любовь».
В книге известного драматурга представлена одна из ранних пьес "104 страницы про любовь".Эдвард Станиславович Радзинский родился 29 сентября 1936 года в Москве, в семье драматурга, члена СП С.Радзинского. Окончил Московский историко-архивный институт. В 1960 году на сцене Московского Театра юного зрителя поставлена его первая пьеса "Мечта моя... Индия". Известность принесла Радзинскому пьеса "104 страницы про любовь" (1964), шедшая на многих сценах страны (в Ленинграде эта пьеса шла под названием "Еще раз про любовь")
Это был воистину русский парадокс. В стране «Домостроя», где многочисленные народные пословицы довольно искренне описывали положение женщины: «Курица не птица, баба не человек», «Кому воду носить? Бабе! Кому битой быть? Бабе! За что? За то, что баба», – весь XVIII век русским государством самодержавно правили женщины – четыре Императрицы и две Правительницы. Начинается воистину галантный русский век – первый и последний век, когда Любовь правила политикой… И фавориты порой выпрыгивали из августейших постелей прямиком во власть.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Русские — это и есть тюрки! А точнее, одно из многочисленных тюркских племен, пришедших некогда из Азии. И в средние века на Руси исповедовали не христианство, а магометанство! И вообще, не только Россия, но и Европа родом из Азии! А Чингисхан — не только могущественный воин, герой и реформатор, но и наследник тысячелетних культур, существовавших в те времена, когда будущие «просвещенные» европейцы еще разгуливали в звериных шкурах и дубасили друг друга каменными топорами… Эти громкие заявления Александра Бушкова способны ошарашить любого, кто хоть мало-мальски знаком с традиционной историей России.
Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.