Беседы об экологии - [40]

Популяция на нашей речке находилась в состоянии: гомеостаза на шестой-седьмой год; именно в это время в ней имелась наилучшая половозрастная структура а это очень важно; плотность населения была оптимальной.

На восьмом-десятом годах существования популяции! молодой зоолог увидел в ней много тревожного. Сред-: ний вес животных снизился. У редкой самки к концу лета — началу осени можно было теперь обнаружить трех, а тем более четырех детенышей; чаще всего их оставалось один-два; повысилась смертность молодняка. Прямо-таки на глазах упала доля двухгодовалых зверей. Это им, непоседам, приходится отправляться в странствия в поисках незанятых водоемов. Двухгодовиков стали встречать весной в населенных пунктах, на дорогах, во временных водоемах, иногда за десятки километров от родных мест. Большинство из них погибало, почти никому не удавалось обзавестись семьей. Знаменательно, что среди расселяющихся двухгодовиков преобладали самцы. Их гибель за два-три года сильно изменила соотношение полов в популяции. Появились «лишние» взрослые самки; детенышей у них, конечно, не было, так как бобры строгие моногамы.

Все чаще встречались звери с глубокими шрамами от покусов, нанесенных зубами собратьев. Отношения в перенаселенной популяции накалились до предела, и хозяева участков, опасающиеся за свое будущее, буквально остервенели. Ожесточенными драками заканчивались даже обычно мирные «визиты» соседних бобров, не говоря уже о заходах «чужаков». Больше всех доставалось опять-таки двухгодовалым бродягам, несколько их трупов со следами сильных покусов нашли на берегах.

Особенно заинтересовало зоолога появление необычно крупных семей. Состав их оказался очень своеобразным. Дело в том, что не все подросшие дети стали теперь отселяться из родительских жилищ. Двух-трехгодовалые потомки, особенно самки, «воспротивились» вековому инстинкту и отказались уйти — «некуда, мол». Возникали семьи с четырьмя и даже пятью поколениями. Родители смирились: некуда так некуда, живите. Но… на размножение теперь уже взрослых самок был наложен «запрет», право регулярно давать потомство сохранила только родоначальница семейства.

Опасения оказались обоснованными. На десятом году прирост популяции прекратился. Правда, она еще «крепилась», приведенные в действие механизмы саморегуляции — повышенная гибель самцов, прохолостание половозрелых самок, уменьшение размера выводков — отодвигали наступление окончательного краха; без них перенаселенность проявилась бы раньше. Но впечатления от походов по речке становились все печальнее. Почти полностью исчезли осина и ивы, звери переключились на березу и дуб. Встречались заброшенные хатки, обвалившиеся норы. От некогда цветущего бобрового мирка веяло запустением.

Популяцию спасло… разрешение на массовый вылов бобров, которого наконец добился зоолог. Угодьям надо было дать «отдохнуть» от слишком многочисленных хозяев.

Через два года на речке появились процветающие семьи, у самок увеличился приплод. Он превысил даже средний для бобровых популяций уровень, ибо в природе действует очень важный экологический закон компенсации. После засух шире становятся годовые кольца на деревьях, окончание голодовок, например у оленей, вызывает на следующий год небывалый прирост двоен, и т. д.

Двухгодовалые самцы теперь уже могли не пускаться в рискованные странствия, а занимать места, освобожденные для них людьми, и подыскивать себе пару. Па берегах показалась поросль осины и тальников.

Биогеоценоз

— Экология не только подметила неблагополучие, она помогла и выправить положение. Не узковат ли, однако, подход? Разве можно жизнь целой реки рассматривать с «точки зрения» только одного ее обитателя?

— Мы оставались во владениях полуляционной экологии, для которой такой подход правомерен. Определение места и роли организмов в природных сообществах — задача биогеоценологии.

Продолжим немного предыдущий эпизод, расширив теперь рамки повествования.

Уже первые бобры-переселенцы начали приспосабливать реку для своих нужд, удовлетворять свои потребности в пище и других житейских благах. А это не могло не влиять на их биотопы и природную среду в целом. Вырыли поры — значит, переместили какое-то количество грунта. Подгрызли деревья и травы, растущие по берегам, — изменился состав прибрежной растительности. Запасы древесного корма, заложенные животными под лед в преддверии зимы, пусть очень слабо, но повлияли на химизм водоема. От этих перемен, как круги по воде, пошли все новые и новые изменения. Например, с растениями, которыми питаются бобры, тесно связаны судьбы сотен видов животных, от микроскопических до таких, как заяц или лось. Непреднамеренно, конечно, по, сгрызая эти растения, бобры косвенно влияют на видовой состав, численность и распределение очень многих бактерий, грибов, простейших, птиц и млекопитающих.

К тому времени, когда популяция достигла расцвета, бобры превратились в полноправных хозяев реки. Последствия их жизнедеятельности достигли новой качественной ступени, они стали мощным средопреобразующим фактором. Появились обширные запруды с особым миром животных и растений, целые делянки подгрызенных осин и ив, сотни домиков-хаток, тысячи метров подземных ходов.