Беседы об архивах - [42]
Но и люди, живущие в разных городах, все охотнее берутся за телефонную трубку прежде, чем вспомнят о пере и бумаге. Попробуем же задуматься над тем, чем грозит нам это обстоятельство — причем не в отдаленном будущем и не потомкам нашим, а именно нам лично и сегодня.
В середине прошлого века Владимир Иванович Даль, работая над своим «Толковым словарем», давал слову «письмо» такое разъяснение: «Письменная речь, беседа, посылаемая от одного лица к другому». Беседа, только воспроизведенная средствами письма! Теперь такое определение многих удивит. Беседы в письмах почти исчезли из обихода. Письмо — сообщение (сообщение в узком смысле слова — как уведомление о некоем факте, деле и т. п.) заменило письмо-беседу.
И что же беседовать в письме, если можно в течение полутора часов оказаться в любом конце большого города и даже в пригороде, куда раньше добирались едва ли не целый день. Исчезает сама возможность такой когда-то богатой содержанием эпистолярной формы, как письма с дороги: не успел написать, как уже приехал, да и писать особенно не о чем — много ли увидишь через стекло вагонного окна или тем более из самолета? Ныне в любой почти поездке вычленяются лишь два момента — отъезд и приезд — как отметки об отбытии и прибытии на командировочном удостоверении. И в письмах ограничиваются обычно сообщением о том, как выехал, или о том, как приехал.
Бессмысленно сетовать по поводу исчезновения некоторых эпистолярных жанров или гневаться на телефонный аппарат. Телефон, наиболее распространенный сегодня способ человеческих связей, имеет бесспорное преимущество немедленности действия.
Сплошь и рядом он мобилизуется, однако, для всех видов общения.
В обиходной фразе: «К вам никогда не дозвонишься — у вас по часу телефон занят!» — за поверхностной раздраженностью скрыто неосознанное, но справедливое неодобрение «неправильному» использованию современнейшего из способов связи. Правила подчеркиваются исключениями. В. Шкловский признавался в одной из своих статей: «Лучший год моей жизни — это тот год, когда я изо дня в день говорил по часу, по два по телефону со Львом Якубинским. У телефонов мы поставили столики». Это был год работы двух филологов над близкими проблемами, безмерно их увлекавшими. Ежедневный обмен идеями был необходим, как воздух, без него они задыхались. Но съезжаться ежедневно было невозможно. Телефон взял на себя функции, необычность которых подчеркнута и самим В. Шкловским.
Но, как правило, повторим, этот канал слишком узок для той нагрузки, которая сейчас все активнее, все с меньшей разборчивостью на него возлагается. Говоря это, мы выступаем не в защиту техники от порчи, оставляя эти заботы специалистам, а прежде всего в защиту многосторонности человеческого общения, неоспоримо сужающегося при столь решительном предпочтении одного его способа всем остальным. Если бы В. Шкловский, заметим в скобках, ограничивался телефонными разговорами со своими коллегами — до наших дней не дошла бы его переписка с Ю. Тыняновым, замечательный литературный документ и вместе с тем незаменимый источник для историков нашей науки и литературы двадцатых-тридцатых годов.
А зачем, например, писать письмо человеку, если живешь с ним в одном городе?
— Но ведь они жили в разных городах. А зачем, например, писать письмо человеку, если живешь с ним в одном городе?
— Действительно, эта мысль начинает уже казаться анахронизмом. Когда несколько лет назад была опубликована переписка М. Булгакова с В. Вересаевым (не будь ее, мы никогда не узнали бы перипетий их совместной работы над пьесой о Пушкине), не все, наверное, обратили внимание на то, что корреспонденты жили в одном городе.
Телефон — удобней, доступней — и диктует облегченные формы общения.
Многие помнят давнюю миниатюру Аркадия Райкина — разговор в телефонной будке. Расплывающееся от удовольствия лицо и только две реплики, все время чередующиеся: «Ну да?», «Иди ты!» В письме, даже самом непритязательном, такая лапидарная форма общения, пожалуй, не пройдет — придется поломать голову, чтобы как-то распространить свою мысль, расширить словарь, прибегнуть, таким образом, к более сложному для «выполнения», но, несомненно, более содержательному способу общения.
Но, быть может, именно в этой облегченности и есть простая правда века? Может быть, совершенно утопическая и потому бессмысленная затея — пытаться противостоять этому все более широкому проникновению современной техники во все сферы нашей жизни и в том числе экспансии телефона? С такой фетишизацией сложного устройства, самим человеком же и придуманного, невозможно, однако же, согласиться. Человеческое пользование современными техническими средствами должно быть осмысленным; такого уговора не было, чтобы непременно пользоваться ими бессознательно, оставаясь в неведении относительно возможностей и назначения каждого из них.
Многие с обидой, а некоторые даже с негодованием возразят, что по телефону, как и не по телефону, они говорят нормальным литературным языком и не чувствуют, чтобы та замена эпистолярных форм общения телефоном, по поводу которой сетует автор, в чем-то бы их окорачивала, сужала бы их обмен духовными ценностями со своими современниками.
