Беседы о счастье - [8]

Восторг, радость, умиление, наслаждение — это отдельные пики на горном плато счастья, это расцвечивающие его моменты. Но не в них суть счастья. Счастье — состояние, в котором можно испытывать разные чувства, не всегда положительные, и грустить, и огорчаться, и даже злиться, но при этом понимать, насколько ты счастлив.

Бывает ли жизнь без счастья?

Жизнь без счастья, безусловно, есть. Но нужна ли вам такая жизнь? Многие люди считают, что жить без счастья — вполне нормально, и в подтверждение своей точки зрения ссылаются на огромное количество несчастных людей в мире. Но это не аргумент! Мало ли чего нет у окружающих: хорошего образования, квартиры, жены или детей, антикварного столика или красивого вида из окна! Вы же из-за этого не отказываетесь от вышеперечисленных благ! Если у вашего соседа нет счастья в жизни, это не значит, что и вы должны обходиться без него. Или не стремиться к тому, что доставляет вам счастье. А если сосед попрекает вас стремлением к счастью, иронизирует над ним или отстаивает тезис о бренности всего сущего, скорее всего, он пытается таким образом оправдать свое неумение, невозможность или неспособность быть счастливым. Один из апологетов пессимизма, датский философ Сёрен Кьеркегор (1813–1855) страдал тяжелой депрессией, ипохондрией, галлюцинациями, импотенцией и эпилептическими припадками, отличался подозрительностью и периодически впадал в агрессивно-маниакальное состояние, из-за чего пребывал в ссоре со всеми родственниками, церковью и обществом. Ему повезло: он унаследовал от отца огромное состояние и мог жить в уединении и строчить свои мизантропические сочинения. Он видел смысл жизни исключительно в отчаянии и не без злорадства писал: «Если ты повесишься, то пожалеешь об этом; не повесишься, и об этом пожалеешь. Таково, милостивые государи, резюме всей жизненной мудрости…» Для него пессимистические рассуждения были неплохим способом хоть как-то скрасить свое унылое и тягостное существование. И при всем уважении к таланту Кьеркегора вряд ли даже самый пылкий его поклонник мечтает о такой же судьбе — даже если ему за это пообещают посмертную славу великого философа.

И напоследок, главное: уровнем счастья измеряется успешность человека в жизни. Если вы живете так, как вам нравится, делаете то, что хотите, и это приносит вам радость, то и счастье вы тоже непременно испытываете, несмотря на разные периодические неприятности, болезни и даже утраты. Когда вы отрицаете возможность и необходимость счастья, то тем самым признаете: «Я никогда не достигну своих целей, ничто не принесет мне глубокого удовлетворения, и я навсегда останусь неудачником».

Если вам достался лимон, сделайте из него лимонад

Последующее мое утверждение, скорее всего, вызовет бурю несогласия и даже возмущения. Тем не менее я рискну сказать: каждому человеку достаточно своего врожденного потенциала, чтобы построить для себя счастливую жизнь.

Природу трудно назвать справедливой. Она выпускает нас в мир с разным количеством здоровья, интеллекта и разной способностью испытывать счастье. Кто-то генетически, на уровне производства нейротрансмиттеров, предрасположен к эйфории и восторгу, а кому-то выданы огромные запасы подозрительности и пессимизм. Первые радуются пустяку, вторых ничто не радует, они тоскуют и замечают в мире все плохое. Да, природа несправедлива. Но она целесообразна. И всем нам свойственны те черты личности, которые обеспечивают состояние счастья: мы способны любить себя и других, заниматься тем, что нравится, и получать от этого удовлетворение, а также делать то, что не нравится, и благодаря этому преодолевать трудности и выживать. И если у меня спросят, какая самая необходимая черта, для того чтобы прожить счастливую жизнь, я отвечу: сила воли. Она нужна для того, чтобы взять себя за шиворот и заставить действовать.

В начале моей карьеры ко мне пришел пациент, который уже несколько лет боролся с тяжелой депрессией. Она не поддавалась лекарственной терапии, и тогда он взялся за нетрадиционные методы лечения: голодал, медитировал, занимался спортом, искал исцеления в творчестве и писал картины маслом, обливался ледяной водой и «моржевал», вел дневник, пил бычью кровь. Что-то приносило ему временное облегчение, что-то не помогало. Наконец он добрался до психотерапевта — в те годы психотерапия еще считалась редкостью. Мы встречались раз в неделю — это была психотерапия, а не психоанализ, требующий ежедневной работы. Анализировали его ощущения, искали для него маленькие и надежные физические радости: холодное пиво в жару, спортивный массаж, часовая пробежка вдоль моря, хорошая музыка. Он заставлял себя ходить на работу. Утром на него накатывала особенная тоска, к ночи наступало типичное для депрессивных больных просветление — ему пришлось строить свой день так, чтобы вставать к полудню и проявлять активность к ночи. Через год его жизнь больше не была адской, она стала сносной. Через два года — даже приятной. И я вижу: если биохимия мозга влияет на мышление, то и мышление тоже меняет биохимию мозга. Пусть нейрофизиологи разбираются в деталях. Я пишу как практик: если не сдаваться даже самой тяжелой, не поддающейся лекарственному лечению депрессии, из нее можно выбраться. Но при условии, что у вас есть с кем о ней поговорить, потому что беседа, разговор — они, подобно физиотерапии, исцеляют, упражняют и восстанавливают.