Беседы о научной фантастике - [41]

В наших беседах говорилось о некоторых крупных писателях-фантастах в следующей исторической последовательности: Мор, Свифт, Жюль Верн, Уэллс, Грин, Беляев, Чапек, Ефремов. Можно ли сказать, что в этой цепочке очередное звено прямое продолжение предыдущего? Да ничего подобного. Жюль Верн каждой своей строкой опровергает карикатурную Лапуту Свифта. Уэллс не продолжатель Жюля Верна, а Беляев не продолжатель Уэллса, скорее, он близок Жюлю Верну. Даже в одном поколении писателей нет полного сходства творческой индивидуальности. Грин и Беляев почти ровесники, разница между ними всего четыре года. Но Грин далек и от Уэллса, и от Жюля Верна, ему ближе не фантасты, а авторы приключенческих романов.

Вы видите, что разновидности фантастики существовали уже давно, сосуществовали и развивались параллельно. Но внимание писателей останавливалось на разных разделах фантастики: то один, то другой из них лидировали.

Зависело же это внимание от материальных условий: от уровня развития производства, от состояния общественной жизни. От уровня производства в наибольшей степени зависела фантастическая форма: антураж, техника чудес. Пока производство было ремесленным, человек очень мало надеялся на свои руки и ум, больше на сверхъестественные силы или же на чудеса природы. Великие географические открытия сразу же сказались на фантастике; начиная с XVI в. — с Томаса Мора — фантастика открывает несуществующие страны, планеты. Но вот набирает силы наука, растет вера в науку, и научная фантастика (сначала естественнонаучная, а потом и техническая) постепенно вытесняет фантастику чудес, которая остается только в тех областях Страны Фантазий, где фантастическое выступает как откровенная условность. Примеры научной фантастики можно найти и в античные времена. Например, "Истинное повествование" античного сатирика II в. Лукиана Самосского, где описано путешествие на Луну…

Конечно, человечество растет, знания его о мире углубляются. Все знания не охватит один ученый, все в жизни не опишет один писатель. И все же время от времени возникает необходимость обобщить опыт человечества, как бы подняться на вершину и осмотреться, прежде чем дальше идти, обобщить опыт всех наук, как в "Капитале" Карла Маркса, всей биологии, как это сделал Дарвин, всей химии, как у Менделеева, всей жизни человеческой, в мирное время и на войне ("Война и мир" Льва Толстого). Я не случайно называю имена именно этих великих людей рядом. Работы их появились почти одновременно: книга Дарвина — в 1859 г., роман Л. Толстого — в 1865–1869 гг., I том "Капитала" к Маркса — в 1867 г., теория Менделеева датируется 1869 г. Это был период великих обобщений, обзора всего накопленного человечеством опыта, время создания фундаментальных теорий. Кстати, и Жюль Верн выступил в том же славном десятилетии — в 1863 г.

Сейчас мы находимся накануне нового периода великих обобщений. Потребность назрела. Земной шар оказался не таким уж необъятным, спутник облетает его за полтора часа. Зато мощь человеческого разума поднялась до небывалого уровня. Ныне можно загрязнить всю атмосферу и даже, увы, загубить все живое на Земле. Пришла пора думать в глобальном масштабе об энергоснабжении всего земного шара и об очищении атмосферы всей Земли. Приходится переступать границы наук, образуются новые отрасли знаний, к синтезу тянется наука…

Конечно, потянется к синтезу и научная фантастика. Мне думается, что эта тяга в определенной мере уже отражена и в "Туманности Андромеды" И.А.Ефремова.

Наверное, нужны книги и по истории советской фантастики. Материала для этого более чем достаточно, потому что наша страна развивалась необычайно быстрыми темпами, состояние науки существенно менялось от десятилетия к десятилетию, перемены эти отражались и в фантастике.

В самом начале века, до Великой Октябрьской социалистической революции, жанр русской научной фантастики только зарождался, тогда заявил о себе как писатель-фантаст лишь Александр Грин, который еще до революции как бы "забежал" вперед и начал проектировать воздушные замки. Но места для них он не видел нигде — ни в царской России, ни в Европе. И Грин возводил их в облаках своей фантазии — в несуществующих Зурбаганах и Лиссах.

И после Великой Октябрьской социалистической революции фантастика расцвела не сразу, лишь тогда, когда закончилась тяжелая гражданская война. Пожалуй, самым характерным произведением той эпохи надо назвать научно-фантастическую повесть Алексея Толстого "Аэлита".

Далее, в 20-е гг. — начало индустриализации, когда усилился интерес к науке, появились писатели, целиком посвятившие себя научной фантастике. Александр Беляев — самый видный из них. Произведения его, такие, как "Человек-амфибия" или "Продавец воздуха", наиболее характерны для той эпохи. Как правило, это истории о гениальных одиночках, владеющих крупным изобретением. В "Продавце воздуха" капиталист даже старается всю, атмосферу высосать, чтобы потом воздух продавать в таблетках, 1931 — 1932-й — решающие годы первой пятилетки. После них появились произведения с обстоятельными техническими описаниями, появились и новые писатели, увлеченные идеей популяризации будущего науки. Григорий Адамов с "Тайной двух океанов" был тогда наиболее известен. Тогда же и Юрий Долгушин выпустил свой роман "Генератор чудес", его мы цитировали во второй беседе. И появились в фантастике, как и во всей литературе, производственные романы.